Николай Свечин - Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко

– Сколько следует? Получите. Прощайте.

– Куда же вы? Я хочу сказать вам несколько слов.

– Благодарность? Не нужно. Очень жалею, что поддался чувству сострадания, жалости. Не думал я, что вы такая скандалистка. Прощайте!

Проговорив эту фразу, Николай Николаевич быстро направился к выходу. Нина Александровна бросилась вслед за ним.

– Простите меня. Извините мою резкость. Я привыкла открыто высказывать свои мысли и взгляды, – говорила она, догоняя его.

Николай Николаевич молча приподнял цилиндр и прибавил шагу.

– Послушайте. Больше я вас беспокоить не буду, но помогите мне. Мне совестно говорить, но меня гонят с квартиры. Я должна за комнату за месяц и за месяц нужно вперёд.

– Сколько?

– Не думайте дурно обо мне. Я вам расскажу мою жизнь…

– Сколько, я спрашиваю вас?

– По пятнадцать рублей в месяц.

Николай Николаевич быстро достал деньги, отдал их и вскочил на извозчика, не переставая ругать себя.

Дня через три, едва он вошёл в гостиную к знакомым, как хозяйка встретила его словами:

– А скажите-ка мне, Николай Николаевич, с какой это вы замечательно элегантной красавицей ужинали на вокзале?

– А вам уже известно? Это целое приключение. Иду я и встречаю на улице девицу, которая шатается и падает…

– Так вот это кто! – перебила его хозяйка. – Позвольте мне дальше самой продолжать. Она сказала, что умирает от голода, три дня не ела и что её выгнали из квартиры.

– Откуда вы это знаете?

– Мама, представь себе, и Марья Ивановна так же попалась, как и ты, – перебила их разговор, входя в комнату, девятнадцатилетняя дочь хозяйки, – здравствуйте, Николай Николаевич. Вы знаете… Нет, вы ещё не знаете. Я вам расскажу. Мама на днях встретила умирающую курсистку, дала ей денег, а потом оказалось, что это совсем не курсистка, а так какая-то… Это возмутительно! Не правда ли? Совершенно напрасно нападают на учащуюся молодёжь. Если что-нибудь скверное сделают, всегда оказывается потом, что это не курсистки, самозванки. Согласны со мной? Я только что была у Марьи Ивановны, и она рассказала мне ту же историю с умирающей от голода. Она тоже попалась.

– Попался и Николай Николаевич, – сказала мать, – хотя он несколько вознаграждён, так как имел приятное удовольствие поужинать с ней.

– Как, и вы?! Ха-ха-ха!

– И я!

Летняя жаркая ночь, такая жаркая и душная, какая изредка бывает только в Петербурге. Полное отсутствие ветра. От горящего на улицах в железных печах для исправления мостовой асфальта дым стелется удушливыми клубами между накалившимися от солнца и не успевшими остынуть каменными стенами домов. Почти во всех домах открыты окна. Наглухо заперты только магазины.

На бойкой улице в одном из магазинов лежал на лавке, ворочаясь с боку на бок, приказчик Петров. Он пыхтел, отдувался и не мог уснуть и от давившей его духоты, и от теснившихся в его голове мыслей. Перед ним проносилась вся его жизнь, в которой так мало счастья пришлось ему испытать. Родителей своих он не помнил – они умерли, когда он ещё был маленьким. Все детские воспоминания сводились к тому, что пришлось ему перенести в то время, когда он назывался мальчиком на побегушках. С утра до ночи он должен был бегать то в лавку, то в трактир, получая в награду за труды одни колотушки. Ел плохо и спал чуть ли не под скамейкой. Тяжёлое было время! Юношей он проводил целые дни в магазине, подавая товары приказчикам и закрывая его для покупателей. Когда наконец достаточно перенял от приказчиков науку, как надо заговаривать зубы покупателям, он получил скромное содержание и звание младшего приказчика.

Прошло несколько однообразных лет, и светлая полоса счастья неожиданно прорезала его жизнь. Он влюбился и женился. Приглянулась ему очень жившая у господ в одном с ними доме горничная. Он познакомился с ней, и месяца через два была уже и свадьба.

Все товарищи его находили, что он женился глупо. Должен был взять капитал и открыть свою торговлю. Говорили, что жена неподходящая и по физическим качествам. Купчиха должна быть дебелая, рослая, ширококостная, а тут какая-то пигалица.

Он же был счастлив. Капитал он надеялся нажить своим трудом. Что же касается её внешнего вида, то она ему и приглянулась потому только, что была такая нежная, беленькая, маленькая и худенькая.

Счастливые дни промелькнули как сон. Жену он холил, нежил и берёг как тепличное растение. Но что может сделать простой смертный против повеления судьбы? Жена родила ему сына и умерла.

Горе Петрова было велико! Он дал себе слово больше никогда не жениться и всю свою жизнь посвятил сыну, на которого он перенёс всю свою любовь.

Большое было для него горе смерть жены, но впереди его ждало ещё сильнейшее. Сын его был весь в мать – маленький, худенький, слабенький. Поэтому внимание отца было обращено исключительно на его здоровье. Когда сын стал подрастать, приглашён быль учитель. Мальчик оказался способным и скоро был принят в гимназию. Отец вздохнул свободно. Стал думать, что сын в люди выйдет. Увы, мечты разлетались безвозвратно! Отсутствие домашнего надзора скоро сказалось. Пока отец сидел в магазине, сын бегал по улицам с товарищами, противоречить которым как слабовольный он не смел. Несмотря на свои хорошие способности, он стал оставаться в классах по два года и, наконец, в шестнадцать лет был изгнан из гимназии. Крутых мер отец не принимал. Любовь к сыну была слепая, да и к тому же сын всегда каялся, скромно просил прощения, давал обещания исправиться.

Покончив с учением, сын стал искать службы по письменной части, к торговле он был неспособен. Через некоторое время ему удалось пристроиться в управление одной из железных дорог.

Радость отца была непродолжительна. Здесь товарищи у сына были хуже гимназических. Скоро сын выучился в карты играть, кутить, пьянствовать. Недолго пришлось ходить ему в форменной фуражке и гордо величать себя чиновником – выгнали.

Через неделю сын объявил, что получил должность в Москве, и уехал. Прошло два года. Отец за это время много раз наводил справки о сыне, но разыскать его не мог. Одно только и узнал, что в Москве его не было. Вдруг он внезапно явился к отцу. Испитой, дерзкий, нахальный. На вопросы отца, где был и чем занимался, ответа не дал.

– Ох, горе мне, горе! – вздыхал Петров. – Сам я виноват. Слаб был, выпустил вожжи из рук, присматривал мало. Некогда было, работой был занят, деньги копил. А кому нужны эти деньги? После моей смерти сын в два дня прокутит всё, что копилось годами. После смерти. Да ведь ещё неизвестно, кто раньше умрёт. Сын такой слабый, больной… Нет, нет! О, Господи, не дай мне ещё нового горя – пережить сына! Ведь я люблю его. Может быть, он исправится, настоящим человеком станет. Как хорошо мы заживём с ним вдвоём. И где он теперь? Куда пропал? Сказал, что уезжает к товарищу на три дня. Скучно дома стало без него. Ночевать даже дома не захотелось. А тут, кстати, ночные дежурства в магазине устроили. Воры часто пошаливать стали… Однако, что же это такое?