Юрий Кларов - Конец Хитрова рынка

– Ну, тогда мне лет до семидесяти жить…

Когда я предложил привлечь к какой-то операции Сухорукова, Мартынов сказал, что он выполняет специальное задание и отвлекать его по мелочам не нужно. Что это было за специальное задание, я не знал, но догадывался: видимо, Виктор занимался бандой Кошелькова. Между тем фамилия Кошелькова все чаще мелькала в оперативных сводках: налеты, ограбления, убийства. Кошельков и его неразлучный дружок Сережка Барин для своих преступлений широко использовали отобранные у убитых чекистов документы. Именно с помощью этих документов банда ограбила аффинерный завод, забрав золото в слитках, платиновую проволоку и деньги. Тогда Кошелькова чуть было не задержали матросы из отряда ВЧК, но он, отстреливаясь, ушел. Самым сложным было нащупать, где же скрывается Кошельков, с кем он поддерживает связи, через кого сбывает награбленное, то есть найти ниточку, которая привела бы к удачливому и дерзкому главарю банды.

В уголовном розыске Виктор не появлялся. Тузик говорил, что видел его как-то на Хитровке.

Впервые с Виктором мы увиделись после совещания, которое проводил Мартынов, только шестого июля, в тот самый день, когда неожиданно вспыхнул мятеж левых эсеров.

Эту новость принес запыхавшийся Сеня Булаев, который, ничего не подозревая, отправился на Поварскую арестовывать валютчиков.

– Братцы! – закричал он, вбегая в дежурку. – Германский посол Мирбах убит! Сейчас у театра оперного был, там всю фракцию левых эсеров заарестовали вместе с Марией Спиридоновой. Из окон головы повысовывали и орут: «Большевики узурпаторы!»

– Да подожди, кто посла-то убил?

– Левые эсеры и убили.

– Зачем?

Сеня пожал плечами:

– А я откуда знаю? Что я тебе, эсер, что ли? У них и спрашивай.

Вошел, как всегда спокойный и сдержанный, Медведев.

– Тихо, товарищи. Отряд Попова при ВЧК отказался подчиняться Советской власти. Начальник отряда скрывает убийцу посла Мирбаха, которого эсеры убили с целью спровоцировать войну с Германией. Попов арестовал Дзержинского, Лациса и Смидовича. Мятежники сосредоточились в Трехсвятительском переулке, штаб Попова – в особняке Морозова. Сейчас я связался с районным Совдепом. Нам поручено патрулировать в районе Сретенских ворот.

Еще с Трубной мы услышали ружейные выстрелы, которые заглушались сильными громовыми ударами.

– По Кремлю кроют артиллерией, – сказал Груздь. – Революционеры, мать их за ногу!

– А отряд Попова наполовину из матросни, – вставил Арцыгов, который никогда не упускал случая подковырнуть Груздя.

– Какие ж это матросы? Салаги из Черноморья, – презрительно ответил Груздь. – Одни клеши для видимости.

У Сретенских ворот к нам присоединилась вооруженная группа делегатов съезда.

– А вот Сухоруков! – сказал Груздь.

Действительно, Виктор бежал по Сретенке, махая рукой.

– Хорошо, что встретил вас. К Покровке идете?

– Нет, пока не приказано, – сказал Груздь. – Но без нас все одно не обойдется…

Однако без нас обошлось. Всю ночь мы находились в районе Сретенских ворот, прислушивались к одиночным выстрелам. К утру выстрелы участились. Это против мятежников были двинуты войска, расположенные на Красной, Страстной и Арбатской площадях. К двум часам мятеж уже был ликвидирован.

– Зря всю ночь заместо телеграфных столбов простояли, – смеялся Арцыгов. – Пострелять и то не пришлось…

– Еще постреляешь, – пообещал Мартынов. – Чего-чего, а стрельбы на наш с тобой век хватит. Вот только как бы германцы войну из-за своего посла не затеяли. Им только повод дай. И чего с этими эсерами нянчились?

Мы с Виктором немного отстали. Он шел в расстегнутой косоворотке, обнажавшей его мускулистую шею, прикусив зубами сорванную веточку тополя, подтянутый, веселый.

– Ну, что нового в розыске?

– Что нового? Все то же. Расскажи, как у тебя. За Кошельковым охотился?

– Ишь какой умный! – поразился Виктор. – Догадался-таки?

– Да уж весь свой хилый умишко напряг.

– Ну-ну, не обижайся. Чего ты таким обидчивым стал? Понимаешь, какое дело, успехи не ахти, но кое-что нащупал. Помнишь, я тогда после операции на Хитровке возражал против ареста Севостьяновой? Еще говорил, что она нам пригодится? Ну вот, Аннушка и пригодилась. Оказывается, Кошельков у нее бывает. Как часто, не знаю, но бывает.

– И это все, что ты узнал?

– А что, мало? – засмеялся Виктор.

– Не много.

– Еще кое-что добыл. Вот, смотри. – Виктор показал мне клочок бумаги: «Смотался в Вязьму, буду в Хиве в следующем месяце. Сообщи Ольге». Подписи под запиской не было. – Эта писулька на столе у Севостьяновой лежала.

– А почему ты решил, что Кошельков писал?

– Проверял. Савельев говорит: почерк Кошелькова. Федор Алексеевич не ошибется.

– А кто такая Ольга?

– Как кто? – поразился Виктор. – Невеста Кошелькова. Ты разве не знаешь?

– А почему я должен близких и дальних родственников всех бандитов знать?

– Потому что ты работаешь в уголовном розыске, – нравоучительно ответил Виктор.

Когда он так говорил, я всегда злился. Но любопытство было на этот раз сильнее, чем самолюбие. И хотя мне хотелось сказать Виктору, что ему еще рано брать на себя роль наставника и я прекрасно знаю без него, что я должен, а чего не должен, я промолчал.

– Понимаешь, – продолжал Виктор, – я советовался с Савельевым. Видимо, действовать надо будет в нескольких направлениях; но прежде всего установить постоянные наблюдения за притоном Севостьяновой и за ней самой. Кстати, тебе твой старый приятель привет передавал…

– Кто?

– Баташов.

– Жив еще?

– Жив. Отощал только, пришлось подкормить.

– Свой паек отдал?

– Свой паек… Ну, дело не в этом. Думаю, надо мне в Вязьму вместе с Савельевым поехать. Можно его там застукать…

– Нос Арцыгову здорово утрешь.

– При чем тут Арцыгов? Что я, для Арцыгова стараюсь? Дурак ты, Сашка!

– Уж какой есть.

Но Виктор не обратил внимания на мою реплику.

– Тебя послушать, так мы работаем или для Арцыгова, или для Медведева, или еще для кого-то. Мы для Советской власти работаем и перед ней отвечаем.

– Ну прямо, как на занятиях по политграмоте. Почище товарища Ч все выкладываешь!

У Виктора зло сузились глаза, но вдруг он расхохотался.

– Пацан, честное слово, пацан!

Он обернулся ко мне, засучил рукава косоворотки.

– Ну как, может, попробуем еще разок?

Я испугался.

– Иди к черту! Мартынов увидит – обратно в гимназию отправит, скажет: дети не нужны. Пусти, ну что ты!

Но я уже барахтался на траве бульвара. Сухоруков сидел на мне верхом, крепко держа мои руки.

– Священной формулы не забыл?

– Витя, – взмолился я, – неудобно, увидят…

– Пусть смотрят! Пусть видят! – весело орал Сухоруков.