Александр Харонов - Термидор Андрея Кузнецова

Матвей сидел на очной ставке и не верил ни одному слову этой злополучной Василисы. В голове не укладывалось, что она сама могла пойти на это. Да ещё в борделе и без ведома Марьяны. Это ведь всё равно, что вывеску на бордель повесить, мол, приходите милиционеры, здесь публичный дом. Ну, допустим, уснул бы Матвей, а проснувшись, обнаружил пропажу денег и что, он бы просто ушёл? Нет, конечно, он бы требовал деньги назад, поднял бы шум, и даже если бы не вызвал милицию, то уж репутацию этому подпольному заведению испортил бы навсегда. Да за это Василису из-под земли бы достали и четвертовали тут же, у бандитов разговор короткий. Никак не получалось, что Марьяна здесь ни при чём. Ладно, решил в итоге Матвей, спросим и Марьяну, но по-другому.

Когда же проститутку отправили в камеру, Матвея пригласили пройти в кабинет начальника РО НКВД. Начальник, высокий, уже пожилой мужчина, вышел навстречу из-за стола, выгнав всех остальных из кабинета.

– Здравствуйте, товарищ Синцов, рад познакомиться, не так часто к нам заходят московские товарищи, да ещё из наркомата обороны. Меня зовут Саёлкин Николай Анатольевич.

– Матвей Фадеевич, рад знакомству.

– Да, попали Вы в ситуацию, – практически без предисловий начал Саёлкин, – да и мы с Вами тоже попали. Надо же так, что именно в этот день решили облаву на притон Марьяны устроить, прикрыть её преступную деятельность. И с одной стороны, я безмерно рад, что Вас, можно сказать, случайно, спасли от смерти, а с другой… Если честно, я даже не знаю, как мне поступить, тупик какой-то.

– Что за тупик? – изображая искреннее непонимание, спросил Матвей.

– Ну как же, ведь по долгу службы я обязан поставить в известность о происшедшем с Вами и своё вышестоящее руководство, и партийные органы края, и наркомат обороны. А как Вы это видите? Я должен ведь сообщить, что при ликвидации подпольного дома терпимости, в комнате с проституткой был обнаружен инструктор наркомата обороны, коммунист Матвей Фадеевич Синцов. Как на это отреагируют и Ваше начальство, и партийные органы?

– Да-а-а, плохо это, а может как-то можно не сообщать? – продолжал изображать непонимание ситуации Матвей.

– Дорогой мой, да как же я не сообщу, меня же тогда самого по этапу пустят. Вы же сами бывший оперативный работник, неужели не понимаете?

– Да, понимаю, конечно, но…, – Матвей как мог, тянул резину, отметив, что этот Саёлкин, прекрасно осведомлён о его прошлом и, похоже, подталкивает его на попытку решить всё в обход инструкций. А тем самым завязнуть ещё больше.

– А раз понимаете, то говорю откровенно, мне до боли не хочется рушить Вам карьеру и жизнь, но долг есть долг.

– Так может просто умолчать, о том, что я был у проститутки, можно же обставить так, что всё это произошло в общественной столовой, что меня хотели ограбить и отравили, подсыпав отраву в еду. За мной дело не станет, я в долгу оставаться не люблю, отплачу всем, чем могу.

– Да, что Вы товарищ Синцов, да я бы с радостью, но обстоятельства против. Куда же я фотографии-то дену?

– Какие ещё фотографии? – не понял Матвей.

– Ну как же, вот эти, – ответил Саёлкин, выложив перед Синцовым стопку снимков, – А ведь негативы мы так и не нашли, всё перерыли, а их нет.

Матвей глянул на фотографии и чуть не лишился дара речи. На многочисленных снимках был он, причём абсолютно голый и в самых разных развратных позах. На некоторых фотографиях вместе с ним красовалась полуголая Василиса, при этом её позы только усиливали градус срама и пошлости.

«Да, вот они козыри и козыри убийственные», – справившись с первоначальным шоком, подумал Матвей.

«Ну, вот вы себя и проявили, теперь всё, я с вас не слезу, – уже довольный собой решил Синцов, – Ну, давай, начальничек, продолжай вербовку».

Перед начальником РО НКВД разворачивалась совершенно другая сцена. Матвей откинул в сторону стопку фотографий, от чего те разлетелись по полу. Сам же сидел, обхватив голову руками и что-то шептал, качаясь из стороны в сторону.

– Что же делать Николай Анатольевич? – с мольбой в голосе начал Синцов и, вдруг, бухнулся на колени, – Не губи, прошу, не губи, я всё… всё для тебя сделаю.

Саёлкин присел к Матвею, обнял его и по-отечески проникновенно заговорил:

– Не я решаю, пойми, не я. Всё, что могу для тебя сделать, это ничего не предпринимать самому. Все материалы Зирину направлю, с ним решай, я думаю, столкуетесь, он мужик правильный и с пониманием, а я не могу, не мой уровень, уж извини.

«Ага, значит ты только пешка, а вербовать будет Зирин, ну что ж, товарищ начальник НКВД края, я готов, я уже сломлен, я уже тряпка, бери меня тёпленького», – азарт охотника овладел Синцовым, а вслух он промямлил:

– Спасибо, Николай Анатольевич, спасибо, век не забуду…

***

Разговор с начальником НКВД Восточно-Сибирского края состоялся на следующий день. В коммуну утром прибыла машина с двумя громилами из управления революционной безопасности. Синцова они застали в кабинете особого отдела коммуны, где Устюгов, как мог, успокаивал своего находящегося на грани нервного срыва товарища.

– Ты, Матвей, не хорони себя раньше времени, с Зириным можно решить, поговори с ним по душам откровенно, не всё ещё потеряно, – успокаивал Устюгов своего враз постаревшего друга.

«Ну вот, – думал в это время Матвей, изображая из себя безвольную, сломленную тряпку, – Теперь и ты доложишь Зирину, что я окончательно сломался».

В это время в кабинет протиснулись две гориллы в форме ревбезопасности:

– Товарищ Синцов, Вас вызывает товарищ Зирин, прошу следовать за нами.

«Даже здесь обставляют всё так, что выхода у меня нет, вон ведь каких обезьян за мной отправил. Да, психологи у Вас, товарищ Зирин, хорошие», – про себя ухмыльнулся Матвей и на ватных ногах поплёлся за чекистами.

***

Сорокалетний, высокий, по– военному подтянутый Мирон Савельевич Зирин сидел за огромным дубовым столом, на котором выделялись чёрные начальственные телефоны, роскошные письменные принадлежности и стопки папок с бумагами. Огромная хрустальная пепельница с окурками папирос разместилась слева и отчаянно дымила.

Мирон Савельевич был погружён в чтение бумаг, с папиросой в зубах. Молча выслушал доклад подчинённых, махнул рукой, отослав их из кабинета. Исподлобья глянул на оставшегося в одиночестве Синцова, снова погрузился в чтение, не проронив ни слова.

Так продолжалось порядка двадцати пяти-тридцати минут. Зирин читал бумаги и беспрерывно курил, всем своим видом показывая, что занят сверхважным делом и до стоящего в дверях Синцова, ему просто нет дела.

Матвей стоял и ждал, ухмыляясь про себя, этот приём был ему хорошо известен: Зирин как бы показывал всю ничтожность Матвея, его полную зависимость от своей воли. Наконец, начальник НКВД края отложил бумаги и «заметил» Синцова.