Александр Харонов - Термидор Андрея Кузнецова

Сосед по койке опять подозрительно покосился на Андрея.

– А ты чего такой смурной? Фотографироваться не желаешь? Боишься чего? – с угрозой в голосе спросил Семён.

– Да, брось, чего мне бояться, просто как-то непривычно в больничном халате позировать, – отозвался, вмиг напрягшийся, Андрей.

– Ну, ты прям точно на голову ушибленный, – не переставал удивляться сосед, – Это же фотография, это же память, как же без этого?

– Слушай, Семён, правда, ничего не помню, а зачем эти фотографии-то?

– Да ты что?! Эх, как же так-то?! Совсем всё забыл?! Куда же без фото? Это ведь вся наша жизнь, весь наш путь, запечатлённый на века. Когда победит Мировая Революция, мы, нынешние её верные бойцы, станем символом, вся наша священная борьба будет служить потомкам как напоминание о наших геройских буднях. А как потомки узнают о нас, если не будет фотографий? Вот я, например, совершу свой бессмертный подвиг, и память обо мне будет вечно храниться в Музее Коммунизма, запечатлённая на многочисленных фотографиях, вся моя жизнь будет доступна потомкам, это же…это же…-, так и не смог подобрать нужного слова Семён, выражая всем своим видом неописуемый восторг и гордость.

– Да, действительно, совсем всё забыл, – оправдался, как мог, Андрей и постарался перевести разговор в другое русло – Ты вот лучше, Семён, скажи мне, что это инструктор всё про каких-то эпигонов говорил?

– Ну, с тобой не соскучишься, никак привыкнуть не могу, что на память ты совсем больной. Эпигонами товарищ Троцкий называл Сталина и его прихлебателей. Меткое название я тебе скажу, не в бровь, а в глаз. Это значит, что всё время они пытались Ленину подражать, а в ленинизме ничего не смыслили и, значит, этим своим неумелым подражанием, они только опорочили все священные идеи ленинизма.

***

Процесс фотографирования занял примерно двадцать минут, после чего инструктор райкома, фотограф и сопровождающая их медсестра покинули палату.

Оставшись наедине со своими мыслями, Андрей вновь погрузился в свои мрачные, тревожные переживания. Всё выходило так, что происходящее с ним не было никаким розыгрышем или ещё чем-то имеющим рациональное объяснение. Получалось, что каким-то неведомым образом Андрей попал в прошлое, да не просто в прошлое, а в какой-то другой вариант этого прошлого, где в 1927 году власть в СССР перешла в руки Троцкого. Что со всем этим делать, Андрей просто не представлял.

Да, конечно, в его жизни были разные моменты, взять хотя бы историю с рептилоидами, что произошла два года назад, но тогда выбитый из привычного образа жизни, он не выдержал и в итоге оказался в психушке. Но там, по крайней мере, была его реальность, его привычный мир, хоть и подпорченный пришельцами.

Был ещё тот странный сон, где он попадал в тела чекистов, но это ведь был просто сон. Сейчас же происходило то, что объяснить было невозможно. Это ведь не фантастический роман, где оказался в другом мире, и давай подвиги совершать. Здесь ведь всё по-другому, и как жить в этом мире абсолютно не понятно.

Больше всего пугала перспектива того, что этот мир останется его реальностью навсегда, что он будет вынужден умереть здесь, никогда не увидев свою уютную и такую предсказуемую реальность. Неужели это навсегда?

Тревога и отчаяние, острая жалость к себе заполнили всё существо Андрея. Не в состоянии выдержать этого натиска, он зарыдал, вгрызаясь зубами в подушку. Постепенно рыдания переросли в настоящую истерику, его трясло, тело скрючивало и корёжило. Прибежавшие медсестра и дежурный врач, укротили Андрея, вкатив ему изрядную дозу каких-то успокоительных. После чего он опять провалился в спасительную темноту.

***

Но на этот раз темнота довольно быстро расступилась. Андрею снился сон, который был похож на покинутую им реальность. Он на берегу реки, в гостях у тёти Клавы, маминой сестры. Вместе с ним там были ещё две его двоюродных сестры. Дело было летом , и пришли они все искупнуться. Но купание пришлось отменить из-за неожиданного приключения.

Девчонки, Катя и Лена, были чем-то напуганы и просили Андрея посмотреть на «это». На небольшом мостике, с которого смелые ныряльщики любили показать свою залихватскую удаль, прыгая с разбегу в речку, вдруг обнаружились огромные пауки, размером с целую ладонь. Они походили на тарантулов. Андрей никогда не видел тарантулов живьём, но что-то внутри него подсказало, что эти пауки самые настоящие тарантулы и они чрезвычайно опасны. Андрей подошел поближе, чтобы разглядеть, но один из членистоногих угрожающе направился в его сторону, чем заставил отступить незадачливого парня.

Потом он много раз жалел, что не взял с собой ни сачка, ни банки – вот бы поймать и засушить в лаке это красивое создание. Но сколько он ни рассказывал об этом приключении, никто ему не верил. Сёстры тоже внезапно отказались об этом говорить, как будто ничего и не было. Вообще ничего не случалось. Но воспоминание так и осталось при нём, никогда не выветриваясь. Это было так необычно, что позже Андрей уверовал, что он переместился в другую реальность. А ведь девчонки просто были из той, старой реальности, а те их копии, что он видел – не были его двоюродными сёстрами… и никогда, разумеется, никаких пауков не видели. Эта мысль про другую реальность, ещё долго «грела» Андрея, он таким образом сам для себя становился каким-то особенным, не таким как все…

***

Следующее пробуждение Андрея уже не было таким болезненным. Видимо, после случившейся с ним истерики и дозы успокоительного что-то перегорело внутри, и он стал воспринимать происходящее с ним не столь трагично.

Сосед по койке, как мог, развлекал его какими-то идиотскими рассказами, в которые Андрей особо и не вникал, а лежал и пытался обдумать своё положение и наметить хоть какой-то план действий на ближайшее будущее.

Впрочем, все попытки ни к чему толком не привели, хотя, пожалуй, одно решение Андрей всё же принял. Он твёрдо решил никому ничего не говорить о том, кто он есть на самом деле. Лучше лечиться от потери памяти, чем быть навсегда запертым в психбольницу. То, что такой исход ему грозит в случае рассказанной докторам правды о себе, Андрей не сомневался.

Вот так он и лежал, глядя в потолок и слушая убаюкивающие звуки, издаваемые Семёном, что-то увлечённо рассказывающим о своей жизни. Лежал и оказался совершенно не готов к очередному потрясению, не заставившему себя долго ждать.

Проходило очередное политзанятие, во время которого теперь уже доктор рассказывал больным о скорой победе Мировой Революции и грядущей счастливой эре Коммунизма. После его окончания, пришла радостная весть: фотограф принёс готовые фотографии и раздал больным. Свои экземпляры достались и Андрею, глянув на которые он чуть не потерял сознание. На фотографиях, где должен был быть запечатлён он, было увековечено совершенно чужое, незнакомое лицо.