Сергей Моронов - Новый 1937

– Что же за ухажёры, военные, поди?

– Да, был такой военный, в возрасте уже, всё провожал Нинку-то.

– А ещё ухажёры были? Или военный один.

– А больше, почитай, никого и не было. Она недавно сюда переехала, так что, особо никого и не водила.

– Так может, кто без неё захаживал, а она его дома поджидала?

– Не, в окошко-то всё видать, коли были какие гости, усмотрела бы. Да она сама-то всё гуляла где-то, домой поздно возвращалась, сначала одна, потом военный этот стал провожать. Даже пару раз оставался.

– Это ж ты баба Клава как определила?

– Так, а что тут определять, занавесочки-то у Нинки, так себе были, как свет включит, а мне, значит, всё и видать.

– И, что же ты там видала?

– Да, ничего особо, врать не буду, ну так обнималась всё с военным-то.

– Понятно, значит, больше никого и не было, – разочаровано протянул Василий, его версия рушилась прямо на глазах.

– Что значит, не было, был ещё один ухажёр, но редкий, всего-то раза два видела, он ведь и сегодня к Нинке-то захаживал, с утра прямо прибежал.

– Сегодня?! С утра?!

– Верно, с утра прибежал, значит…

– А ушёл, ушёл когда?

– Ушёл-то, да долго был, а ушёл.… Еще до полудня ушёл. Не помню я точно, но до полудня.

– И как он выглядел, запомнили? Тоже, небось, военный? – Василий, почуял запах добычи.

– Нет, этот-то не военный, этот другой, этот из ваших будет.

– Не понял, что значит из наших?

– Ну, из ваших, из органов значит, я же форму-то вашу знаю. Штаны, значит, такие синие, фуражка. Сапоги, ремни, красивая форма. Куртка кожаная, чёрная, что-то блестело, значки какие-то.… А раньше-то он, как обычный гражданин приходил.

– И как он выглядел?! – Василия бросило в жар.

– Ну, помоложе военного-то, а как выглядел, ну, чернявый вроде, да и не разглядела я его, шустрый он больно, шмыгнул в подъезд, и нет его.

– А опознать, опознать его сможете?

– Вряд ли, Васёк, врать не буду, но вряд ли.

На этом Одинцов распрощался с Клавдией Яковлевной и что есть духу, помчался в УГРО.

***

Туман проявился, и, развеявшись, обнажил следующую картинку.

***

Василий Одинцов сидел в кабинете начальника УГРО Елистратова.

– Андрей Андреевич, Вы поймите, не виноват он, – имея в виду полковника Миронова, горячился стажёр, – С утра и до полудня в квартире был другой человек, между прочим, в форме работника госбезопасности, понимаете?

– Ну и что, ну был кто-то и что, дальше? – Елистратов не знал, как охладить неуместный и даже опасный пыл новоявленного Пинкертона.

Всё происходило не так, как виделось на месте происшествия. Полковник Миронов был задержан на рабочем месте и доставлен в УГРО. Естественно от всего отказывался, зажигалку потерял, в предсмертное письмо не верит, плакал даже, как про эту девку узнал. Потом всё пошло вообще, наперекосяк. Приехали крепкие ребята из УГБ, от самого Лупекина, изъяли все документы по убийству, забрали полковника, и были таковы, строго пригрозив, кто рот на замке держать не будет, тоже вслед за Мироновым поедет.

А тут этот Шерлок Холмс, хренов, накопал правдолюб. Да ясное дело, что в убийстве замешаны орлы из госбезопасности, а Миронова козлом отпущения выставили. Ну и что? Что теперь-то, сунешься в это дело и всё, кранты. На хрена они сдались, плюнуть и забыть всё, так ведь нет, не в меру ретивый стажёр нарисовался.

– Послушай, Василий, дело у нас забрали, теперь его госбезопасность вести будет. Мы ничего уже сделать не можем, не в наших силах.

– Как же не можем? Ведь оговор вышел, честного человека подставили. А мне, между прочим, сам Ефим Степанович говорил, – в лепёшку разбейся, а честное имя гражданина защити.

– Да, пойми ты, там свои игры, опасно с госбезопасностью связываться, они ведь не посмотрят, что ты стажёр УГРО, упекут в подвал, и всё сгинешь там, или расстреляют, как врага народа. Нельзя с ними бодаться, нельзя. Забудь всё, тогда хоть проживёшь подольше. Не шучу я, посмотри время-то какое, кругом вредители, шпионы, диверсанты.

– Как же быть, Андрей Андреевич, может в Москву написать, самому товарищу Сталину?

– Да охланись ты, Василий, как тебя по отчеству-то? А, Карпович, так вот Василий Карпович, как старший по должности и званию, приказываю дело по убийству Нины Поповой забыть и держать язык за зубами. А чтобы не было у тебя никаких дурных мыслей, вот тебе бумага, садись, пиши расписку о неразглашении государственной тайны.

– Ну, вот, теперь кому вякнешь, не подумав, и всё тюрьма, – резюмировал, довольный собой Елистратов.

– Всё, свободен, иди, отдыхай. Завтра на работу.

Василий Одинцов, брёл домой в совершенно разбитом настроении. Невесёлые мысли одолевали юного сыщика:

«Как же так? Почему так происходит? Говорят одно, мол, граждан защищай, а на деле, подожми хвост и молчи. Да ещё расписку заставил написать. Кому же верить? А если я к Сергееву пойду, получается подписку, о неразглашении нарушу. Это что, если я невиновного буду защищать, то этим самым против закона пойду, преступление совершу? Несправедливо получается, а как же Советская власть, как же Партия, комсомол, ведь другому меня учили. Чести, совести учили, справедливости, а что получается, в УГРО враги засели?

Да нет, не может быть, чтобы Елистратов был врагом. Может я что-то не понял? Ладно, утро вечера мудренее, завтра соображу, что делать»…

Яркое весеннее солнце согревало освобождённую от оков зимы землю. Пахло обновлением, началом новой жизни. Именно такие нотки звучали в душе врида начальника 4-го отдела УГБ Матвея Фадеевича Синцова, в котором я сегодня проснулся.

Сбросив груз смертельной опасности, убрав занесённый над ним меч, Матвей Фадеевич, спешил на работу в приподнятом настроении. Нет, безусловно, ему было жаль Нину, с которой он поступил так жестоко, но иного выбора не оставалось, или он или она, да, и сама виновата была, связалась с этими бухаринцами. Теперь, когда главная угроза была ликвидирована, страх прошёл. Синцов, конечно, не был желторотым юнцом и прекрасно понимал, что у руководства возникнут вопросы, но козырная карта, разыгранная предсмертным письмом, должна была бить возможные неприятности.

С такими мыслями Матвей Фадеевич зашёл в кабинет начальника УНКВД Лупекина.

Пригласив Синцова, присесть, Герман Антонович довольно долго молчал, изучая с ног до головы, не смеющего шелохнуться врида начальника отдела. Наконец, молчание было прервано.

– Ну, что скажешь, Матвей Фадеевич, как спалось, кровавые мальчики не снились? Или вернее будет сказать – девочки?

– Никак нет товарищ майор госбезопасности, не снились, разрешите узнать, а что должны были?

– Ну, ты и фрукт, Синцов. Не раскусил я тебя сразу, не раскусил.

Матвей Фадеевич молчал, непонимающе пожимая плечами, и никак не реагируя на, довольно прозрачные, намёки начальника УНКВД.