Леонид Юзефович - Журавли и карлики

Прервавшись, Шубин пошел на кухню попить чаю, заодно послушал по радио новости про референдум, а когда вернулся, обнаружил жену за своим столом. Ее палец прошелся по последнему абзацу.

– Это правда, что она не захотела править и уехала в Рим?

– Да, – подтвердил Шубин. – В Риме есть ее дворец, его показывают туристам.

Жена задумалась, но ненадолго.

– Извини, – сказала она без тени раскаяния, – вообще-то я прочла все, что ты написал про этого жоха.

– И как тебе? – не удержался он.

– Написано хорошо, но не в том дело. Я же все прочла – и про Сару, и про его роман со шведской королевой. Тоже скажешь, что это все правда?

– Ну, – слабо трепыхнулся Шубин, – при Хмельницком он жил, с Кристиной Августой встречался и очень ей понравился. Русские послы просили выдать его, но она им отказала.

– Не передергивай! Ты меня отлично понял. Откуда ты знаешь, о чем они говорили с Сарой в постели? Или про табакерку с голой королевой? Вряд ли Анкудинов кому-то о ней рассказывал. Он же не дурак, чтобы болтать о таких вещах.

Это были еще не самые страшные обвинения, которые она могла ему предъявить. Вымысла у него хватало, хотя в целом история Анкудинова была подлинная, свои узоры он расшивал по реальной канве. Совсем без вранья воссоздать правду жизни этого человека оказалось невозможно. Более того, только на нем она и держалась, как вода на мыльном пузыре, но легко проходила сквозь сито достоверных фактов, оставляя на нем только пену.

Всласть напевшись и нарыдавшись, Катя принялась вперемешку есть сразу три салата. Жохов предупредил, что будет тошнить после выпивки. Ноль внимания. Он опять взглянул на часы. Когда смотрел на них в предыдущий раз, было пятнадцать минут восьмого, теперь – восемнадцать, а казалось, что прошло минут десять. Гена должен был встретиться с этими ребятами в семь, пора бы им и приехать. От Академической тут езды всего ничего.

Он поймал себя на том, что сам ест эти салаты, запуская вилку то в один, то в другой и совершенно не чувствуя разницы. Потребовалось усилие, чтобы заставить себя слушать Марика. Тот рассказывал про одного знакомого американца, который никак не мог взять в толк, почему в России так восхищаются фильмом «Маленькая Вера», абсолютно, по его мнению, неправдоподобным.

– Помните, там пьяного папашу запирают в сортире, чтобы не буянил? – спросил Марик.

Ответили, что да, помнят. Фильм был шумный, смотрели все, кроме школьного друга, не слышавшего даже названия.

Рассказ потек дальше:

– Он меня спрашивает: «Как такое может быть?» Я говорю: «Почему нет? Мы же не конфуцианцы». Он говорит: «Не в том дело, что это отец. Туалет запирается изнутри, снаружи никаких задвижек не бывает. Зачем они там нужны? Просто режиссеру понадобилось временно выключить героя из действия, вот он и придумал эту задвижку. После этого я уже ничему в его фильме не верю».

Марик посерьезнел.

– А ведь он прав! Действительно, зачем?

– Строят некачественно, – сказала Лера. – Двери перекашивает, они открываются.

– Не в том дело! У меня у самого на туалете такой же шпингалет, привинтили даже на новой квартире. А там качество – зашибись. Кого мы все собираемся запирать в наших сортирах? Каких, бляха-муха, врагов? Или хотим, чтобы заперли нас самих? Даешь железный занавес, границы на замке, остаемся нюхать собственное дерьмо, ура! Вот что у нас в подсознании.

– Ничего, скоро наступит эра Водолея, – вставила Катя.

– И что?

– Водолей покровительствует России.

Школьный друг предположил, что психология вороватого раба, готового терпеть наличие наружных запоров на любой двери, берет начало в крепостном праве. Марик возразил, что в Сибири крепостного права не было, а задвижки на туалетах есть, он недавно летал в Хабаровск, жил в лучшей гостинице, но в номере все равно имелась такая задвижка. Жохов посмотрел на Катю. Тема дискуссии явно перестала ее занимать. Она побледнела и, похоже, больше интересовалась тем, что творится у нее в животе.

Гена не появлялся. Жохов опять подумал, что Денис может взять его в заложники и попытаться сбить цену – это в лучшем варианте. В худшем – выпустить в обмен на товар, такие случаи бывали. Он закурил и с отвращением ткнул сигарету в пепельницу. Нервы начали сдавать, за последние полчаса дважды ходил отлить, хотя весь вечер почти ничего не пил. Нужно было как-то успокоиться, но без спиртного. Жохов перешел в смежную комнату, где стоял телефон, и позвонил второй жене.

– Слушай, Ленок, – начал он мягко, как не говорил с ней сто лет, – у меня тут намечается серьезная сделка. Хочу купить машину.

– Ты еще в прошлом году хотел, – напомнила жена.

– Будем ехидничать или будем слушать дальше? – спросил Жохов.

Она выбрала последнее. Он продолжил:

– Март уже кончается, потом апрель, май, июнь. В июне – каникулы. Отпустишь Лельку со мной на машине в Крым?

Отвечено было, как всегда:

– Не знаю, надо хорошенько подумать. Июнь не скоро, мы с мамой подумаем.

Это значило, что Лелька ему не отломится. Вместе с мамой они еще ни разу ничего хорошего не придумали.

– Прежде чем покупать машину, неплохо бы заплатить алименты, – добавила жена. – Я не спрашиваю, какие у тебя доходы, все равно ты не скажешь, но имей в виду, Леля не понимает, почему мы часто не можем купить то, что ей хочется. А ты обвиняешь нас, будто мы ее против тебя настраиваем.

В укор им, двум коровам, представилось, как ночью хватил стакан коньяка в круглосуточной придорожной рыгаловке, снова сел за руль, ведь Лельки с ним нет, а собственную жизнь он не ценит и в хохляцкую гривну, летит под сто по скользкому после грозы горному серпантину и, не вписавшись в поворот, сбивая ограждение, с высоты рушится вниз, на камни. Бензин течет из пробитого бака, но немецкий мотор продолжает работать. Взрыв, огненный столб поднимается из ущелья.

– Мне тут недавно пришло в голову, – сказал он, – что если со мной что-то случится, тебя могут вызвать в милицию на опознание. Бывают ситуации, когда нужно опознать тело.

– Вызывают родственников, а мы с тобой разведены. Официально я тебе никто.

Жохов промолчал. Она забеспокоилась:

– Что с тобой может случиться?

– Что угодно. Время сама знаешь, какое.

– Подожди, – ответила она после паузы, – я посоветуюсь с мамой.

– О чем?

– Я не понимаю, к чему ты это говоришь.

Он решил разыграть партию до конца.

– Не бойся, убивать меня никто не собирается. Просто на днях лечу по делам в Америку. Допустим, самолет разобьется, и я буду обезображен до неузнаваемости. Сможешь меня опознать?

– Смогу, наверное.

– Как?

– Ну как-нибудь.

– Ты хоть знаешь, где у меня шрамы?