Сандра Лессманн - Королевский судья

— Конечно, вы защищаете свой орден, — ответил Трелоней. — Но неужели вы станете отрицать, что ваш начальник был замешан в Пороховом заговоре? Ведь именно поэтому его обвинили в государственной измене и казнили.

— Патер Гарнет был невиновен. Он знал о заговоре, истинная правда. Но эти сведения сообщили ему под покровом тайны исповеди. Он не мог передать их, но сделал все, что было в его силах, пытаясь помешать покушению на короля Якова и членов парламента. Он даже просил папу обратиться к английским католикам с требованием верности и покорности их протестантскому королю.

— Иезуиты известны своим интриганством. Вы хотите сказать, такая репутация возникла на пустом месте?

— Именно так! По крайней мере, что касается английских иезуитов. Они никогда не совершали предательств. Нам запрещено вмешиваться в государственные дела. Мы здесь, чтобы оказывать духовную поддержку католикам, в которой им отказывает правительство.

У Алена затекла правая рука, и он проснулся. С улицы доносился голос ночного патруля, который выкрикивал третий час. Не веря своим глазам, Ален обвел сонным взглядом Иеремию и сэра Орландо, продолжавших спорить. Они уже добрались до Варфоломеевской ночи 1572 года, когда парижские католики устроили кровавую резню гугенотам-протестантам. Иеремия втолковывал судье, что тогда речь шла не столько о религии, сколько о деньгах, и некоторые иезуиты прятали католиков, спасая от смерти.

Ален повернул голову и снова заснул. Когда он опять проснулся, уже светало.

— ...Меня не удивляет, что у вас на все есть ответ, патер, — услышал Ален голос судьи. — Должен признать, ваши аргументы весьма убедительны, я уже не знаю, что и думать.

Ален, зевая, потянулся и потер затекшую спину. С некоторым беспокойством он всмотрелся в лица собеседников, пытаясь понять, что происходит. Они проспорили всю ночь, но их открытые лица говорили о том, что они стали друзьями.

— Семья барона Пеккема пригласила меня завтра к обеду, — сказал Трелоней, когда они пили чай. — Я хотел бы просить вас пойти со мной, патер. Может быть, вы заметите что-нибудь, что поможет нам найти разгадку его смерти. Я подъеду за вами на карете.

Когда на следующий день Иеремия увидел карету, запряженную четверкой лошадей, он вышел сам, чтобы слуге не пришлось бежать за ним. Сэр Орландо был один.

— Эстер тоже была приглашена, — объяснил он, — но, поскольку за свою злобную клевету она все еще находится под домашним арестом, ей пришлось отказаться от обеда.

Мальчик на побегушках, оправдывая свое прозвище, побежал впереди кареты, прокладывая ей дорогу в сутолоке. Добравшись до Флит-стрит, лошади замедлили шаг. Выглянув в окно, Иеремия схватил Трелонея за руку и указал ему на человека, выходившего из боковой двери дома барона Пеккема:

— Милорд, вы узнаете его?

— Это не Джеффрис? Но что он делает в доме барона?

— Вероятно, он там кого-то навещал. Вот только кого?

Лакей подошел к экипажу и открыл дверцу. В выложенном мрамором холле их встретили вдова Пеккема, старшая дочь Мэри и младший сын Дэвид. Старший, Джон, учился в «Миддл темпле» и поэтому отсутствовал. Иеремия заметил, как расстроилась Мэри, увидев гостей. Здороваясь, она попыталась выдавить из себя вежливую улыбку, но у нее это не очень получилось.

Трелоней представил Иеремию как знакомого ученого, много путешествовавшего по странам континента и Востока.

— Вы обязательно должны нам об этом рассказать, — с интересом сказала вдова.

После смерти мужа у нее осталось не много развлечений. Было видно, что она скорбит по нему всем сердцем. Иеремия быстро исключил ее из круга подозреваемых. Младший сын показался ему наивным и лишенным честолюбия. Хотя кончина отца, по-видимому, мало удручала его, он не получал от нее явных выгод, так как большая часть состояния переходила старшему брату. Но Иеремии оказалось непросто составить свое мнение о дочери, закрытой и робкой девушке. Очевидно, ее что-то угнетало.

Ужин оказался роскошным. За устрицами последовали рубленая крольчатина, баранина и говяжья вырезка, на десерт подали пирог, фрукты и сыр. Иеремия привык есть вилкой, как это уже давно было принято в Италии, и ему было непросто управляться, по английским обычаям, одним ножом. Единственная вилка на столе находилась у хозяйки, которая с ее помощью разрезала мясо на маленькие порции и раскладывала их по тарелкам. Иеремия вспомнил Алена, который получал несравненно большее удовольствие от еды и, несомненно, пожалел бы, что не имеет возможности присутствовать на таком пиршестве.

После ужина хозяйка попросила дочь сесть за клавикорды и развлечь гостей. Мэри играла и пела прекрасно. Возможность поговорить с ней наедине выпала Иеремии лишь перед уходом.

— Мистрис Пеккем, когда мы вошли, мне показалось, что вы ждали кого-то еще. К сожалению, должен вам сообщить, что мистрис Лэнгем в настоящее время находится под домашним арестом и не может, в частности, принимать гостей.

Девушка побледнела:

— Что она сделала, сэр?

— Она безосновательно обвинила в краже слугу.

Мэри отвернулась, чтобы Иеремия не увидел ее лица. Но ему показалось, она испытала облегчение, как будто опасалась чего-то худшего. Он не дал ей времени оправиться и спросил прямо:

— За вами ухаживает мистер Джеффрис?

На сей раз она явно испугалась:

— О, прошу вас, сэр, не говорите никому! Мы тайно встречаемся, но очень редко.

— Ваш отец запрещал вам с ним видеться?

— Да... — после паузы призналась она. — Джордж ведь даже не адвокат. Он не может просить моей руки. Но когда-нибудь...

— ...сможет. Если вы до тех пор не выйдете замуж. Не бойтесь. Я никому не скажу.

Иеремия задумчиво отвернулся. Юный студент и впрямь весьма бойко устраивал свою карьеру.

На пути домой Иеремия спросил судью:

— Вы не знаете, у барона были планы выдать дочь замуж?

— Да, он уже договорился с одним зажиточным купцом. Но после его смерти дело застопорилось.

— А как его жена относилась к этому замужеству?

— Она не была в восторге. Купец намного старше Мэри.

— Тогда, видимо, свадьба не состоится?

— Вы хотите, чтобы я это узнал?

— Да, пожалуйста, это может быть важно.

Прощаясь, Иеремия еще раз напомнил сэру Орландо об осторожности: он очень боялся очередного покушения.

Иеремия вышел из Сити через Ньюгейт и свернул в узкую улочку, которая вела вдоль крепостной стены и поэтому называлась Олд-Бейли. Всего в нескольких шагах от тюрьмы находилось здание суда, выстроенное в прошлом веке. Здесь судили обвиняемых Лондона и Мидлсекса, томившихся в Ньюгейтской тюрьме.

Хотя было раннее утро, начала заседания уже ожидала любопытная толпа. Номинально Главой Олд-Бейли считался лорд-мэр Лондона. Он пришел вместе с двумя городскими судьями, писцом, юридическим советником и мировыми судьями из ратуши, где они уже разобрали несколько мелких преступлений. Церемония, сопровождавшая выход лорд-мэра и других чиновников, протекала торжественно, в ней принимали участие самые знатные люди города. Но и сами процессы привлекали множество зрителей, тем более когда разбирались особо тяжкие преступления.