Юрий Бурносов - Два квадрата

– Я не доверяю вам?!

– Вы разве что не написали это над входом в ваше жилище…

– Да, – сознался Патс. – Да, хире конестабль. Я не склонен более верить вам.

– Отчего? Оттого, что я вернулся живым?

– В том числе.

– А если я скажу вам, что грейсфрате Броньолус мертв и обстоятельства его смерти во многом напоминают случившееся здесь?

И Бофранк поведал молодому человеку о том, что произошло с грейсфрате Броньолусом, и о прочих событиях.

Молодой Патс был ошеломлен. Он некоторое время сидел молча, глядя в пламя очага, после чего сказал:

– Простите меня, хире Бофранк. Я обидел вас.

– Нисколько, – возразил конестабль. – Вы были честны; это редкость, мой дорогой Патс.

– Чем я могу быть полезен?

– Разве что составите мне компанию в пути до Ледяного Пальца.

– Я бы рад, но не могу, – с сожалением отвечал молодой человек. – Дело в том, что через девять дней мы играем свадьбу.

– С кем же?

– С Гаусбертой Эннарден.

«Знает ли он про наше путешествие сквозь горы? – тут же подумал Бофранк, к собственному не удовольствию обнаруживая в себе неуместную ревность. – Знает ли он про пещерных троллей и про то, что его будущая супруга не так уж проста? Не сказать ли ему об этом?»

Но конестабль промолчал. Единственное, о чем он попросил, так это о встрече с Гаусбертой.

– Это невозможно, хире Бофранк, – с сожалением отвечал Патс. – Моя суженая уже три дня как уехала в Скальде, на ярмарку… Но что бы вы хотели спросить у нее?

– Многое, мой друг, многое… – задумчиво произнес Бофранк. – Что ж, стало быть, мы тронемся в путь без вас. Возможно, мне еще понадобится ваша помощь в будущем. Но пока пусть между нами с виду все будет как есть – чтобы никто не счел вас моим другом, но, напротив, счел врагом.

– Будет так, как вам угодно. И вы можете в полной мере располагать мною! – воскликнул Патс.

С тем они и расстались.

Вторым делом, которое положил себе Бофранк в поселке, отложив даже предвкушаемый завтрак, стала встреча с ключарем Фульде.

Гнусный ключарь обретался в каморке при складах и сейчас как раз поедал большой кусок солонины, запивая его пивом из стоявшего тут же кувшина. При виде Бофранка толстяк едва не подавился своею трапезой.

– Вижу, ты жив еще, – с отвращением сказал конестабль.

– Хире… Хире… – только и смог промолвить Фульде, и тотчас же вошедший следом за Бофранком Аксель ударил его по лицу. Упав на пол, ключарь резво пополз на четвереньках прочь, но Аксель наступил ему сапогом на руку и, прижав, спросил:

– Что с ним сделать, хире Бофранк?

– Ты, дрянной богомерзкий червь, – сказал конестабль, нагибаясь и хватая ключаря рукою за горло. Тот вытаращил глаза, словно жаба, и Аксель воскликнул:

– Хире Бофранк, да вы его удавите!

– И нужно бы, – отвечал конестабль, отпуская толстяка. Тот упал и ворочался, кряхтя и стеная. – Я полагаю, именно так он и кончит, но прежде он нужен нам живой. Есть ли у тебя веревка, Аксель?

– Конечно.

– Обвяжи ему шею, да покрепче: этой скотине мы найдем применение, достойное его проделок.

Фульде заскулил, Аксель тем временем нашел в мешке веревку, соорудил петлю и проворно накинул на жирную шею ключаря, оставив, впрочем, довольно пространства, чтобы тот случайно не удавился.

– Ты будешь у меня послушным, – наказал Аксель, подымая толстяка, и поволок его к повозке.

Обитель стояла пустой, и Бофранку ничего не оставалось, как обратиться за завтраком в дом старосты. Слуги подали им; более к столу никто не вышел, но все трое ничуть не опечалились и воздали должное вину и мясу, хотя первое было ощутимо разбавленным, а второе – слишком сухим и жестким.

Далее, не задерживаясь более в поселке, они тронулись в дальнейший путь.

Излишне говорить, что никто не провожал их.

Дорога до Оксенвельде, откуда им предстояло двигаться морем, занимала обыкновенно не более суток, но примерно к полудню повалил сильный снег. Крупные хлопья его быстро сложились в сугробы, которые повозка преодолевала порою с большим трудом. Слышно было, как Аксель поминает дьявола. Вместе с ним на передке мерз и ключарь, жестокосердно примотанный веревкою за шею к крюку, на который иногда вешают фонарь. Если бы повозка угодила в яму и перевернулась, ключарь неминуемо удавился бы, но кому до него было дело?

Во всяком случае, не Бофранку, который отчаянно страдал от холода. Войлок не спасал от него, равно как и одеяла, и дорожная печка, угли в которой постоянно затухали. Клааке, если и испытывал неудобства, молчал и, пока был свет, читал свою книжицу.

По счастью, к сумеркам снег прекратился, на небе засияла крупная луна, причудливо освещавшая лесную дорогу, и надобность в дорожной ночевке отпала.

Аксель велел толстому злодею править вместо себя, а сам задремал, чтобы сменить Фульде только утром.

По счастью, конестабль спал спокойно и не мучился кошмарами. Угревшись в одеялах, он проспал за полдень и был разбужен Клааке, когда уже показалась дорожная застава на подъезде к Оксенвельде. Дополнительных бумаг спрашивать не стали, удовольствовавшись показанными Акселем, и беспрепятственно пропустили повозку далее. Фульде, коего Аксель поименовал везомым для разбирательств преступником, ерзал на скамье, раздумывая, что же с ним сделают и каковой будет дальнейшая его судьба.

То же занимало и Клааке. Когда конестабль проснулся, его спутник спросил:

– Что вы собираетесь делать с этим дрянным человеком?

– Самое лучшее было бы убить его, – честно отвечал Бофранк, – но я поступлю иначе – продам его на корабль.

– Разумно, – поддержал это решение Клааке. – Но не рассчитываете ли вы получить за него хорошие деньги? Если так, то я сомневаюсь в успехе.

– Напротив, я приплачу тому, кто его купит, дабы за мерзавцем был должный присмотр и дабы не спускали ему ни единой провинности. Где-то я читал, что морская служба для нерадивого моряка много хуже, нежели каторга или застенок. Пора проверить это утверждение.

Ранее Бофранк ни разу не был в Оксенвельде и теперь был поражен простотой архитектуры и быта этого большого по северным меркам портового города. Здания здесь редко достигали выше трех этажей и все были сложены из массивных бревен; впереди над крышами высились мачты, оттуда доносился крик чаек, но и без того было ясно, что Оксенвельде живет морем и за счет моря. Обширной торговли, чем славился город в теплое время года, не наблюдалось – одни рыбацкие суда да зазимовавшие торговцы в количествах, впрочем, вполне до статочных.