Юрий Бурносов - Три розы

Дом Жеаля помещался в богатом районе столицы, близ дома городского коронного судьи и неподалеку от одного из небольших дворцов герцога Монтрана, каковых всего насчитывалось восемь. Неудивительно, что и герцог, и коронный судья были приглашены на свадебные торжества. Накануне Жеаль пригласил Бофранка, дабы рассказать тому, что и как задумано.

– Вот тут, – сказывал Жеаль, проводя товарища через огромную залу, – установлены будут длинные столы с яствами. Здесь поместятся музыканты; отец нанял разных, дабы услаждали они нас поочередно песнями веселыми и печальными, занесенными с юга и с севера, танцевальными и шутливыми. Высоких гостей решили мы усадить здесь, дабы они могли лицезреть весь зал и иных приглашенных, не испытывая при том неудобств и будучи отделены от прочих балюстрадою.

– Счастлив же ты, – отвечал Бофранк, внимая радостным хлопотам приятеля. – А что станешь делать, коли жена не велит тебе звать меня в гости и пить со мною вино, как свойственно делать всем женам, чуть только свадьба призабудется?

– Какие глупости говоришь ты, право слово, – махнул рукою Жеаль. – Расскажи лучше, что нового в твоих изысканиях, а то за заботами и беготней совсем ничего я не знаю.

– Да тут и знать нечего, – сказал Бофранк. – Тяготит меня потеря юного Фолькона, и даже Оггле Свонка бывает временами жаль… Что же до упыря, то его нет как нет. Но сердце мое чувствует, что пути наши пересекутся, потому что сей злокозненный Клааке не оставит своих притязаний.

– Не снится ли тебе снова страшный сон твой?

– Нет, я не видал его вот уже много дней; но нигде не сказано было, сколько мне отпущено сим сном.

– Спроси у Альгиуса, ибо, как я слыхал, часто он бывает у тебя.

Сказано это было с некоей ревностью, на что Бофранк тут же заметил, что сам Жеаль погружен исключительно в расстановку столов и подвешивание светильников, тогда как Альгиус никоими оковами связывать себя не стремится и всегда рад навестить знакомца.

Слова эти пришлись кстати: вернувшись, субкомиссар обнаружил толкователя в своей комнате играющим с прислугою Ольцем в палочки, причем последний, судя по кислой физиономии, проигрывал.

– Вот и вы, – сказал Альгиус, бросая игру. – Вам принесено письмо, а я имею к вам, хире Бофранк, разговор, притом срочный.

Бофранк взглянул на большой конверт, лежавший на столе, но вскрывать его не стал, а погнал вон Ольца и спросил:

– Какого свойства разговор?

– Самого серьезного, – ответил Альгиус, – посему обойдемся без вина. Скажите, хире Бофранк, знаете ли вы некоего Волтца Вейтля?

Этого имени субкомиссар никак не ожидал услыхать из уст толкователя.

– Что случилось с ним? – спросил Бофранк, не тратя времени на объяснения.

– Задержан и обвиняется в преступлениях, что совершил упырь из Бараньей Бочки.

– Что за чертовщина?! Упырь официально сочтен убитым и давно уже не творил злых своих деяний!

– Но никто не отменил его розысков, равно как и награды, которую вы так и не стали получать… Я узнал о том случайно от знакомого и поспешил к вам, ибо вспомнил рассказ о несчастном, коего принимали за упыря.

– Это он и есть. Где его содержат?

– Коли не увезли в пыточные Фиолетового Дома, стало быть, еще в гардии Бараньей Бочки.

Гардия помещалась в двухэтажном покосившемся здании близ Дровяного Холма. При деньгах, отпускаемых казною на содержание Секуративной Палаты, можно было бы отстроить и новое помещение для этих целей, но особой нужды в том ни герцог, ни грейскомиссар Фолькон не видели.

Бофранк растолкал толпившихся на крылечке гардов и ворвался внутрь, где обнаружил чиновника в ничтожном чине секунда-конестабля. Завидев разъяренного субкомиссара при шпаге и с блестящим значком в руке, секунда-конестабль перепугался и вскочил из-за стола, за которым сидел.

– Что за человек задержан вами сегодня по обвинению в злодеяниях, учиненных упырем?! – спросил Бофранк, едва сдерживаясь.

– Неизвестный сей ликом уродлив и как нельзя лучше соответствует имеющемуся на руках описанию, – довольно толково отвечал секунда-конестабль. – Сейчас пребывает он в клетке, а далее будет перевезен в Фиолетовый Дом, где уж ждут его для допроса.

– Вы, думаю, не знаете меня? Так вы меня узнаете! Я – субкомиссар Хаиме Бофранк, который с самого начала расследовал это дело и который убил упыря из Бараньей Бочки!

– Как же, хире, его убили, коли он в клетку помещен? – выказал здравый интерес секунда-конестабль, но Бофранк более не слушал его и прошел в соседнюю комнату, где стояла клетка из толстых железных прутьев, в которой и обретался несчастный Вейтль.

Бог ведает где изловили его, но сопротивлялся он нещадно, понимая, видимо, что ожидает его в страшных подвалах Фиолетового Дома. Лицо Вейтля, и без того уродливое, было в синяках и кровоподтеках, страшные красные глаза почти полностью закрыты были сизыми опухолями, на теле виднелись шрамы от шпаг и кинжалов… Подле стоял гард и, глупо ухмыляясь, то и дело тыкал в узника древком алебарды.

Зрелище это настолько разъярило Бофранка, что он без промедления набросился на гарда и нанес ему несколько ударов по мерзкой харе. Тот, даром что был вдвое здоровей субкомиссара, скрючился и лишь прикрывался руками, бросив алебарду на пол. Стукнув подлеца еще раз, Бофранк пнул его напоследок ногою и вернулся к клетке.

Вейтль, казалось, не узнал его и лишь прошептал с тоскою:

– Кто еще пришел там мучить меня?

– Это я, Хаиме Бофранк, – отозвался субкомиссар.

Вейтль с надеждою приподнял голову, пытаясь рассмотреть его.

– Что случилось с вами? – спрашивал тем временем Бофранк, опустившись на колени подле клетки. – Как это могло произойти?

– Я вышел на прогулку, как обычно, с наступлением темноты… – пробормотал Вейтль. – Хире Демелант предостерегал меня, но я не послушался и поплатился за непослушание… Кто-то выследил меня и позвал стражу… Я хотел бежать, но не смог. Меня били…

– Больше никто не станет вас бить, – пообещал Бофранк и крикнул, поворотясь:

– Секунда-конестабль! Сюда!

Тот вошел, с опаскою посмотрев на скорчившегося в углу избитого гарда.

– Что вам угодно, хире субкомиссар? – спросил он.

– Несите мне ключи, я желаю освободить этого невиновного.

– Такое никак не возможно, хире субкомиссар, – решительно, хотя и с дрожью в голосе отвечал секунда-конестабль. – Упыря велено доставить в Фиолетовый Дом, где его ожидает сам хире грейскомиссар Фолькон, и я не имею права нарушить сей приказ.

– Может, повторить вам, коли вы не услыхали с первого раза? Я – субкомиссар Бофранк, и я, а никто другой, суть главный в расследовании деяний упыря! И если я говорю, что этот человек невиновен, значит, он невиновен!