Александр Арсаньев - Второе дело Карозиных

– Вы рифмоплет? – удивленно поднял брови Ковалев.

– Что?! – с еще большей грозностью рявкнул подполковник.

– А вот то, – Сергей Юрьевич сделал неуловимый жест, выхватил из-за пазухи пистолет и приставил его к собственной голове.

Полицейские кинулись на него, но он нажал курок. Грохнул выстрел, из пробитого виска брызнула струйка крови и еще чего-то тошнотворно-бледного. Ковалев пошатнулся и упал.

Последнее, что запомнила Катенька, выглядывая из-за Никитиного плеча, так это тяжелый взгляд Сергея Юрьевича перед тем, как он нажал на курок. Катя задохнулась, перед глазами все закружилось, потемнело, и Никита Сергеевич едва успел ее подхватить.

Когда короткий обморок закончился, первое, что увидела – склоненное над ней лицо Никиты.

– Где мы? – спросила она.

– Все еще в гостинице, – ответил муж.

– Хочу домой, – сказала Катенька и заплакала.

– Нервное потрясение, – услышала она чей-то смутно знакомый голос, но чей, так и не смогла вспомнить, задыхаясь в судорожных рыданиях.

Никита Сергеевич заботливо укутал ее в ротонду, взял на руки и отнес вниз, посадил в возок. Катя подняла на него глаза только тогда, когда он сел рядом и обнял ее нежно, как маленькую девочку.

– Никита, я…

– Ты все сделала правильно, – заверил жену Никита Сергеевич. – Довольно об этом. Все прошло, все позади, – и погладил Катеньку по волосам. – Я тобой горжусь.

– Ты не злишься? Нет? – всхлипнув, спросила она.

– Нет, нет, я горжусь тобой, – мягко заверил муж. – Ты у меня такая умница!

Катерина Дмитриевна доверчиво прижалась к мужу, успокоенная его словами, его интонацией. Теперь только смогла она поверить, что все и правда позади.

Рассказанная выше история, увы, получила огласку, которой так пытались избежать в самом начале. Правда, Никита Сергеевич настоял на том, чтобы ни его имя, ни имя его жены не упоминалось, как и имя Варвары Андреевны Солдашниковой, однако, несмотря на официальное умолчание, слухи о сыскном таланте Карозина, а точнее – супругов Карозиных – распространились по Москве с новой силой.

Теперь уже Аверин предполагал, что его друг, как-то заметно изменившийся после этого дела, не станет отказываться от нового расследования, ежели для такового представится случай. Более того, почти даже и не сомневался в этом. Впрочем, никто уже не сомневался.

Варвара Андреевна вернулась к своему супругу. Через несколько месяцев выяснилось, что она беременна, что вызвало очередную волну слухов – да от мужа ли. Посчитали, прикинули и успокоились – по всем подсчетам выходило, что от супруга. Антона Гавриловича, сдержавшего слово и не поведавшего супруге о своем обмане, эта новость привела в крайнюю степень восторга, да и Варенька, кажется, обрела смысл своего существования и казалась теперь уже окончательно и бесповоротно счастливой.

Прошла зима, наступила весна. Москвичи с нетерпением ожидали наступления мая месяца. Предстоящая коронация нового императора, к крутому нраву которого, кажется, успели попривыкнуть не только его подданные, но и весь мир, будоражила воображение. Только и разговоров было, как о том, сколько денег потрачено и кто из высокопоставленных гостей прибудет.

Накануне высочайшего приезда, когда в Москву прибыли не только иностранные высочайшие особы, но стянулось и тьма тьмущая народу, а в гостиницах и пансионах буквально яблоку негде было упасть, Катя ожидала супруга с необычным нетерпением.

Стоило только Никите Сергеевичу переступить порог своего дома, как Катя, ничего не объяснив, затащила его в кабинет, усадила и потребовала:

– Только обещай, что не станешь сердиться! Что выслушаешь меня! – ее глазки при этом так ярко горели, что Никита Сергеевич вздохнул, поднял руки и больше для порядку уточнил:

– Что-то случилось? – Катя кивнула с самым заговорщическим видом. – Рассказывай, – сдался муж.