Елена Афанасьева - Колодец в небо

1. Пролог. Тогда

(Ноябрь 1928 года. Москва)

В Крапивенском переулке, который, обходя вековые монастырские стены, остро срезает угол от Петровского бульвара к самой Петровке, ноябрьским вечером прохожие заметили молодую женщину, лежавшую вниз лицом на снегу.

– Не пьяна ли? – осторожно спросил мужчина в котелке и драповом пальто с меховым воротником.

Котелок этот и основательность тяжелого серого пальто придавали всему облику мужчины некую старомодность, старорежимность, если хотите, или даже просто старость. Ощущение это усиливала проседь в густых усах. Но тонкий, как в прежние времена писали в романах, орлиный нос, легкий румянец на щеках и живость глаз могли бы сказать правду об отнюдь не преклонном возрасте мужчины, если б за спешкой и метелью хоть кто-то имел желание пристально вглядываться в черты его лица.

Но желания подобного никто не имел. Ни тетка в коротковатом пальтишке и грубом сером платке, ни молоденькая девушка в тонкой шали и невысоких, тонущих в глубоком снегу ботинках.

Все трое шли с разных сторон. Девушка вдоль монастырской стены двигалась от Петровки к бульварам. Мужчина быстрым шагом шел навстречу ей по противоположной стороне переулка. Тетка вышла из дверей небольшой церкви Сергия в Крапивниках, что почти у самого бульвара, суетливо перекрестилась и тоже направилась в сторону Петровки.

Все трое сошлись ровно посередине короткого переулка.

Все трое спешили.

Мужчина торопился по каким-то своим тайным делам, которые важно было успеть закончить за время отлучки жены и вернуться домой до ее прихода.

Тетка в грубом платке спешила скорей домой, чтобы пропустить стопашечку и, забравшись под пуховое одеяло, забыть вязкое ощущение теста, которое она много часов подряд ворочала в чанах и тазах в небольшой частной пекарне на Трубной, хозяин которой и не думал облегчать труд наемных работниц. «На второй хлебзавод, грят, механизмов навезли, что тесто ворочают, а мы все ручками, ручками!» – часом ранее сокрушалась тетка, жалея свои опухшие руки, начинающие нестерпимо болеть при одном виде теста. На что месившая рядом работница ответила, что в пекарне на Остоженке уже допричитались: «Заарестовали хзяйна, и лавочку всю его нэпманскую прикрыли. А всех нанятых на улицу. На хлебзаводе своих хватает! Нашего хзяйна заарестуют, и куда мы?!»

А юная красавица (впрочем, под ее не по сезону тонкой шалью трудно было разобрать, красавица ли она) шла с Большой Дмитровки, из редакции «Вечерней Москвы», куда ходила с поручением из своего издательства «ЗиФ», и торопилась на Цветной бульвар, где подрабатывала в частном издательстве «Макиз».

Все трое торопились, пока не остановились около монастырской стены, от одного вида которой переулок в центре Москвы казался глухоманью. Остановились и замерли перед лежащей лицом в снег женщиной в серой беличьей шубке и кокетливой фетровой шляпке. В такой шляпке на свидания в частные кафе хаживать, а не на снегу в нынешний мороз валяться.

– Не должно, чтоб пьяна! – Закутанная в серый платок тетка чуть подвинулась, дабы не загораживать тусклый свет от занесенного снегом фонаря в конце переулка. – Шуба, глянь, не пьянческая на ей! Эй, гражданка! Зачем на снегу лежите?! Бок застудите!

Тетка наклонилась над незнакомкой. Потеребила лежащую за рукав. Наклонилась еще ниже, так что задравшееся коротковатое пальтецо, которое на этой тетке казалось в ширину большим, чем в длину, оголило ее толстые ноги в грубых нитяных чулках и выглядывающие из-под платья ярко-малиновые панталоны. Мужчина в котелке старательно отвернулся, а девушка в коротких ботиках зарделась, словно это не бабьи, укутанные панталонами с начесом, а ее собственные ляжки неподобающим образом предстали сейчас пред взором незнакомого мужчины.

– Не-е, винишком не пахне! – тетка старательно принюхивалась. – Не захворала ли?

– Эт-т здеся что такое! Что за беспорядки?!

Спешивший к ним усатый дворник суетливо обежал девушку и, стрельнув глазами по бабьим рейтузам, заметил лежащую на снегу.

– Кто такова? – надлежащим по строгости голосом вопросил дворник.

– Э-э… Я… Мы…- протянул мужчина в котелке. – Мимо шли. А она лежит…

– Почему не сообщили?! – вошел во вкус командирского тона дворник.

– Не успели, – протянул мужчина. – Двух минут не прошло, как ее заметили.

Мужчина, который до того старательно отворачивался от малиновых панталон, теперь, в первый раз после того, как принюхивающаяся тетка чуть повернула на бок голову лежащей на снегу женщины, посмотрел на пострадавшую. И вздрогнул. Рука, держащая потертый кожаный портфель затряслась, и портфель с глуховатым звуком стал постукивать мужчину по колену. Но перемена состояния случайного свидетеля в этом полумраке осталась никем не замеченной.

– Глядели, не пьяная ли! – Разогнулась тетка, скрыв, наконец, под коротковатым пальтецом собственные ляжки. И деловито рапортовала дворнику: – Не пьяная! Но лежит. А по какому случаю лежит – неведомо.

– Случаем, не убили? – столь же деловито поинтересовался дворник.

– Ран не видать!

Тетка судорожно перекрестилась.

– Мы с гражданином да с гражданочкой… – кивнула в сторону прячущегося в тень мужчины и невольно пританцовывающей, чтобы хоть как-то согреть ноги в легких ботиках девушки, – …шли себе, шли, никого не трогали, а она лежит. Спрашивали, чего лежит, – не отвечает. Убили – не убили, откель знать. Мож, и не убили, а так, что другое…

Что «другое» тетка объяснить не смогла. Стояла, очерченная неярким светом дальнего фонаря, и картинно разводила руками. И все стояли, отчего-то не решаясь проверить наверняка, жива ли лежащая на снегу женщина.

– Всем ждать тута! Я побёг за участковым! – скомандовал дворник. Вынул из-за пазухи свисток, пронзительно засвистел и побежал к углу переулка. На бегу обернулся: – Ждать! Не расходиться! Тогда как вы свидетели!

Несмотря на пустынность Крапивенского переулка и не располагающее к праздным гуляньям время года и время суток, вокруг вынужденно ожидающей троицы стали собираться прохожие. Разглядывали и лежащую на снегу женщину, и замерших возле нее свидетелей.

– Что там?!

– Что случилось?

– Убили?

– Кто ж ее, сердешную?! – запричитала старушка.

Кто-то из толпы пробовал отвернуть воротник дорогой шубки и найти на шее лежащей на снегу женщины пульс. Кто-то советовал бежать за каретой «скорой помощи».

Когда собравшиеся образовали вполне изрядную толпу, в которой можно было затеряться, тетка в грубом сером платке, запомнившаяся и мужчине, и девушке не внешностью и не платком, а малиновыми панталонами, бочком-бочком протиснулась за спину одного, потом другого подошедшего зеваки, выбралась за пределы образовавшегося круга и дала деру по переулку. Случись в ту минуту в переулке любитель детективов, он вполне мог заподозрить тетку в сопричастности к случившемуся. Но на деле тетка драпала от испуга. Заберут в отделение давать показания, а там отыщут в холщовой сумке изрядный кусок теста, сворованный в опостылевшей пекарне. Что как за тот кусок теста на Соловки или на Беломорканал упекут?! И не такие ужасы нынче сказывают! Лучше бежать от греха подальше!