Дэвид Лисс - Торговец кофе

— Кого вы ищете?

— Его зовут Иоахим Вагенар.

— Вагенар. — Голландец засмеялся. — Ваш приятель уже успел тут прославиться. Его заставляют пилить рашпилем, даже когда остальных отпускают на ночь, и, если он не исправится, в ближайшее время его ждет Камера утопленников.

— Я знаю, он тяжелый человек, но мне необходимо с ним поговорить. — Мигель вложил еще одну монету в руку голландца — колеса требуют смазки.

Привратник поставил свечу на грубый деревянный стол.

— Поговорить с ним? — переспросил он. — Это нельзя. Существуют часы, когда можно навещать, и часы, когда нельзя посещать. Прошу прощения, что забыл сказать вам это раньше.

Мигель вздохнул. Он напомнил себе, что деньги ничего не значат. Через несколько месяцев он будет смеяться над этими незначительными расходами.

Он полез в карман и извлек последнюю припрятанную монету: пять гульденов. Безносый голландец положил ее себе в карман и вышел из комнаты, заперев ее снаружи. Мигель похолодел от ужаса, а когда прошло более четверти часа и за ним никто не пришел, он начал думать, что попал в ловушку. Но потом он услышал, как отпирается дверь, и в комнату вошел голландец, толкая в спину Иоахима.

С каждым разом Иоахим выглядел все хуже. Со времени их последней встречи он потерял вес и выглядел болезненно худым. Его руки и лицо были испачканы красным от пиления бразильского дерева, и он был скорее похож на убийцу, чем на кающегося в исправительном доме.

— Вы не возражаете, если я буду присутствовать при вашем разговоре? — сказал голландец. — Я должен быть уверен, что здесь не произойдет ничего неподобающего.

Мигель возражал, но сразу понял, что удалить привратника из комнаты не удастся, и просто кивнул.

— Чем обязан вашему визиту, сеньор? — Голос Иоахима звучал ровно, лишенный какого-либо сарказма. Он играл в официальную вежливость.

— Мне нужно знать, что вы сообщили маамаду. Вы послали записку? Вы таким образом общаетесь с внешним миром? Мне нужно знать.

Губы Иоахима чуть дрогнули:

— Как сильно вы хотите знать?

— Мне нужен ответ. Скажите мне, что именно вы сообщили, каждое слово. У меня нет времени играть в игры.

— Никаких игр. Пока я здесь, вы не получите никакого ответа. Они заточили меня сюда, а я даже не знаю, как долго пробуду в заключении и какое преступление совершил помимо того, что не желаю горбатиться как раб. Итак, если вы вызволите меня из этой тюрьмы, я вам скажу все, что знаю.

— Вызволить вас отсюда? — чуть не сорвался на крик Мигель. — Я не мировой судья, чтобы выпустить вас на свободу. Как, по-вашему, я могу это сделать?

Безносый голландец кашлянул в кулак:

— Все можно устроить, если знать как. Это возможно, но не для всех, а только для тех, кто был сюда брошен не из-за преступления, а из-за какой-нибудь выходки.

Мигель вздохнул.

— Очень хорошо, — сказал он. — Говорите прямо.

— О, я полагаю, за двадцать гульденов дело будет улажено.

Мигель сам не мог поверить, что собирается дать сторожу взятку в двадцать гульденов, чтобы вызволить из Распхёйса врага, а еще недавно он был готов заплатить гораздо больше, чтобы засадить того сюда. Но Иоахим знал, почему его вызывает маамад, и за эти сведения было не жалко заплатить двадцать гульденов.

Мигель заглянул в кошелек, расстроенный тем, что привратник теперь знает: он хранит деньги в разных местах. В кошельке было немногим больше, чем требовал привратник.

Привратник пересчитал монеты:

— Что такое? Двадцать гульденов? Я сказал сорок. Вы принимаете меня за идиота?

— Один из нас точно идиот, — ответил Мигель.

Привратник пожал плечами:

— Тогда я его уведу, и на этом расстанемся.

Мигель снова открыл кошелек:

— У меня осталось только три с половиной гульдена. Либо берите это, либо останетесь ни с чем. — Он протянул привратнику деньги, молясь, чтобы этого хватило.

— Вы уверены, что у вас нет больше кошельков, или карманов, или узелков?

— Это все, что у меня есть, поверьте.

Видимо, его слова прозвучали вполне убедительно, потому что голландец кивнул.

— Проваливайте, — сказал он. — И не болтайтесь перед входом.

Они молча двинулись прочь.

— Благодарю вас, — начал Иоахим, — за вашу доброту.

— Я бы не возражал, если бы вы сгнили в этой дыре, — пробормотал Мигель, когда они проходили через внутренний дворик, — но мне нужно знать, что вы сообщили маамаду.

Они вышли на Хейлигевег, привратник закрыл за ними дверь, и скрежет замков и засовов отразился эхом на пустынной улице.

— Сначала мне нужно задать вам один вопрос, — сказал Иоахим.

— Прошу вас, у меня нет времени. Давайте займемся вопросами, относящимися к делу.

— Я как раз и хотел задать вопрос, относящийся к делу. Я хотел спросить. — Он прочистил горло. — А что такое этот маамад?

Мигель почувствовал тупую боль в затылке, и его бросило в жар.

— Не валяйте дурака! Это совет португальских евреев.

— А с чего вы решили, что я разговаривал с таким важным советом?

— Разве вы не обещали сказать мне, что вам известно?

— Обещал. И сдержал обещание. Мне ничего не известно о вашем правящем совете, хотя вот сейчас я кое-что о нем узнал. Я узнал, что вы боитесь, что я ему что-то скажу.

— Черт вас побери, жалкий пес! — прошипел Мигель.

Его пальцы сжались в кулаки, а мышцы рук напряглись.

— Вам должно быть стыдно, что понадобилась хитрость, чтобы вы вызволили старого делового партнера из такого ужасающего места, как Распхёйс. Но не думайте, что я неблагодарен. А теперь я благодарю вас, и мне пора. — Иоахим низко поклонился и скрылся в ночи.

Мигель стоял будто парализованный. Он даже не мог думать о том, как унизительно выглядел перед своим сумасшедшим врагом. Важнее было то, что его вызывал маамад, а он до сих пор не выяснил почему. Если Иоахим не доносил на него, значит, это, должно быть, дело рук Паридо. Шпионы, которых тот посылал в Роттердам, не могли видеть ничего такого, что можно было бы использовать. Или это из-за Иоахима, когда он пристал на улице к Ханне и Аннетье? Возможно, но они вряд ли смогут его отлучить, если он представит веское объяснение. Конечно, к утру он что-нибудь да придумает.

Мигель проснулся до рассвета. Помочившись обильно после кофе, выпитого перед сном, чтобы мозг продолжал работать и ночью, он умылся и произнес утренние молитвы с особым пылом. Он оделся, позавтракал хлебом и сухим сыром и с жадностью выпил большую чашку кофе.

Прошлой ночью он отчаянно пытался придумать, что предпринять, дабы облегчить свое положение, но в тишине подвала ему не удалось избавиться от страха, комком сидевшего в животе. Это был не простой вызов. На этот раз не будет лекций о том, как важно соблюдать законы приготовления пищи или как устоять перед чарами голландских девушек.