А. Веста - Зверь Бездны

— Гриня, Гринечка! — Алексей осторожно опустил ладонь на ее дрогнувшее плечо. — Спасибо тебе за все.

Гриня приложила палец к губам, и порывисто обняла Алексея, погладила его по «новой» щеке и брови, с изумлением коснулась его левой ладони, и сияющими зрачками впилась в его глаза.

— Гриня, помоги мне достать чашу. Я пришел на остров за ней, — прошептал Алексей.

Брови Грини вздрогнули вопросительно, словно она не поняла его. Резким движением она распустила волосы и развязала узел своего белоснежного саронга. Алексей прикрыл глаза, от всплеска золотистого света. Волшебное видение отразилось сразу в дюжине мониторов на борту лайнера мобильной связи.

Натан едва не свалился с вертящегося стула. Он сидел в командном пункте лайнера, успевая отслеживать все, что происходит на острове на сотне маленьких экранов.

— Нет, ты посмотри, что творят. Эту черную стерву надо укоротить, а то она нам все шоу перепортит. Нет, посмотрите, они всерьез собрались трахаться. Внимание! Выключаем прямой эфир.

Алексей обнял девушку за плечи, прикрывая собой от тайных соглядатаев, и накинул на ее плечи саронг:

— Гриня, нас наверняка видят, отслеживают каждый шаг. Здесь полно камер-шпионов. Скажи, нас слышат?

Она отрицательно покачала головой и показала рукой на шумящий водопад.

— Прости, милая, но мы не сможем стать «лучшей парой», даже если захотим этого. Я не об этом хотел просить тебя.

Гриня закрыла ладонями вспыхнувшее лицо.

Натан с азартом ударил в подлокотники:

— Ну и тюфяк! И чего он на остров поперся! От такого карася никакого навару. А что там поделывают вечно юные герои бородатых анекдотов, Анка с Петькой?

Блондинка Аня лежала на берегу в раскованной «журнальной» позе и загорала топлес, выставив на солнце слепяще-белые бугорки, украшенные венчиками тропических цветов. Хрустальные волны набегали и окатывали ее до пояса, оставляя на коже серебристую чешую. Аня была в полном восторге от островной игры. Жестоко игнорируя внимание Петька, она сладко и мучительно представляла себе тысячи впившихся в нее мужских глаз по ту сторону экрана, при этом шалунья еще больше расходилась от своей полной безнаказанности. Где-то рядом, в жарких испарениях, витал щекотный мужской мираж в образе загорелого брюнета из тех, кто так и не встретился в ее холодной северной стране. Но мужественный фантом всякий раз испуганно вздрагивал и редел, едва до прозрачных ушек Ани доносился трясущийся от желания тенорок:

— Ты не смотри, что я бицепсом не выпер. Кость да жила — гольная сила… — Сомлевший Петёк обмахивал девушку пальмовым веером от редких полуденных москитов.

— Иди ты со своей жилой!

Аня перевернулась на живот. Выпросталась из остатков туники и осталась лишь в бикини.

— А это называется «щечки», — Петёк ладошкой деликатно согнал с Ани москита.

— А это как называется? — Аня развернулась и влепила Петьку звонкую оплеуху.

— Вот какая карусель получается, — Петёк потер отбитую скулу. — Ну куда, скажите, крестьянину податься? Белые придут — грабят, красные… Эх…

С помощью Грини Алексей соорудил из пальмовых листьев навес и широкую лежанку.

На острове обильно произрастали кокосовые пальмы и пестрые глянцевые плоды тыквы куиро, так что смерть от голода не грозила островитянам. Окрестные берега и коралловые атоллы кишели разнообразной членистоногой живностью, во время отлива в камнях и расщелинах прятались крабы, в углублениях дна плескалась замешкавшаяся рыба. Правда, отлив в этих широтах случался глубокой ночью, что представляло серьезные неудобства для сбора деликатесов.

Для того чтобы выжить, островитянам предстояло добыть огонь.

То ли память крови помогала Агриппине, то ли негласная помощь африканских богов, но, найдя глину, Гриня слепила кувшинчик с дырками и успела высушить его на вечернем солнце, этот сувенир был незаменим для хранения и переноски огня.

На Острове Любви наступил первый вечер. В хижине, сплетенной Петьком из тростника и пальмовых листьев, почти без чувств лежала Аня. Ее фарфорово-прозрачная кожа побагровела от солнца, а нежные ноги до крови высек саблевидный тростник. Под навесом гудели крупные желтые комары, доводя девушку до истерики.

Петёк решил обойтись без собственной хижины, полагая, что рано или поздно Анка сдастся и выбросит белый флаг, то бишь последний клочок своей туники.

Он устроил в развилке пальм что-то вроде гамака из лиан и, покачиваясь, озирал лазурную океанскую гладь.

— И на кой ляд я на этот остров записался. Сейчас бы дома на раскладушечке млел, телек смотрел да пивко посасывал и постанывал бы от наслажденьица… А тут три дня не жрамши, не спамши, не м-ш-шись.

Алексей сидел рядом. Он знал, что Гриня ожидает его.

Петёк по-своему истолковал его одиночество.

— Нелюбимые мы с тобой, сироты! — сочувственно пошмыгал носом Петёк. — Анка моя, пулеметчица… Я ей ласково так говорю: «Щечки…» — а она хрясь в пятак!

С наступлением сумерек атаки москитов становились все безжалостнее. Издалека долетал бой туземных барабанов и запах горелого мяса. Однако около полуночи кровососущие исчезли, и во тьме болот заверещали неведомые твари.

Ночь смешала краски, и островок испуганно сжался посреди темного шумящего океана. Никто не заметил, когда и куда исчезла «звездная пара». Во тьме на берегу не сияло ни одного огонька. С острова каннибалов ветер доносил монотонный бой тамтамов.

«Вроде как сестра, а не сестра… И вроде и хорошо, что немая, только не спросишь, что у нее было с этим свистоплясом…» Алексей неловко устроился на пальмовой лежанке рядом с Гриней. Она завернулась в саронг, как в простыню, и казалась спящей. Белели во тьме ее плечо и фантастический изгиб бедра. Внезапно Гриня откинула простыню и встала над Алексеем, коленями упершись в пальмовый помост. В спину ей светила луна и окружала сиянием ее точеный силуэт. Эта немая девушка умела говорить телом, узким шелковистым телом африканской рабыни.

Алексей взял ее за плечи и, крепко стиснув, опрокинул на помост, и удерживая своей тяжестью, зашептал:

— Нельзя нам, Агриппина. Если случится — ты умрешь, сгоришь, как от молнии. Помнишь, в школе учили: «Тамара и демон». Только я не демон, а скорее теперь уже ангел. Ты — самая лучшая из всех, кого я видел, и люблю я тебя, но как сестренку… Прости…

Алексей гладил ее плечи и голову, прижимал к груди, утирая горячие слезы. Она укоряла его, и прощала, и миловала этим беззвучным ночным плачем. Он не сразу понял, что она чертит знаки на его груди. Он попытался прочесть их. «Она жива», — выводили тонкие пальцы Кассандры, черной Колдуньи. И вновь: «Она жива».

— Кто, Гриня? Кто?

«Она», — безмолвно ответили пальцы.