А. Веста - Зверь Бездны

Отшельник слепо ощупал лицо Алексея, другой рукой силясь развязать кровенеющий узел на груди, где была спрятана чаша, последним усилием Отшельник передавал чашу бессмертия по цепи верных. Через минуту он был мертв. Алексей накрыл Отшельника курткой, переложил окровавленную чашу за спину, в рюкзак, и осмотрелся. Внезапная тишина оглушила его. Он неуверенно двинулся туда, куда должен был дойти во что бы то ни стало.

От взрыва обрушилось несколько древних перекрытий и простенков, заложенных кирпичом. Алексей осветил фонариком округлый зал: на полу — доски рассыпавшихся сундуков, и из них ворохом выпали книги, хартии, свитки.

«Царская библиотека! Тысячи тысяч книг на всех наречиях Земли, Тайны Тайн и Песни Песней рассыпаны по земляному полу…»

Он поцеловал чашу и оставил ее в нише, у входа в либерею. Рядом бросил пустой автомат. Он знал, что тот, кто владеет чашей, не может умереть, расставаясь с ней, он отдавал себя на волю рока, оправдывая свое имя Обреченного. Чаша Бессмертия будет хранить его землю, его народ. А значит, и он никогда не умрет, растворенный в тысячах глаз и лиц, в пшеничных полях, озерах, лесах, в шуме русского ветра. Он будет оживать в каждой весне и в крике каждого родившегося на этой земле ребенка.

У него оставалось две гранаты. Первый взрыв завалит дальние подходы к тайнику, запечатает его на несколько столетий. Второй заряд он сбережет для себя.

В то утро Сашка проснулась от далекого рева моторов. Покачала головой, отгоняя страшный сон о бое в подземке. Поддерживая руками живот, тяжело сошла с кровати и прильнула к окну. Этот день был назначен к выселению, и она ждала его, упрямо и мстительно, еще не зная определенно, что будет делать, когда явятся судебные приставы. В сенцах была спрятана канистра с бензином. Когда не станет земли под ее ногами и неба над ее головой, она шагнет в пламя. Так вслед за мужем шли в погребальный костер, в небесную Сваргу арийские вдовы, так уходили в гари мятежные старообрядцы, так низринулась с горящих стен Зарайска княгиня Евпраксия с маленьким сыном. И Сашка раздувала в себе жаркое, злобное пламя войны.

Из низины, качая скребком, полз огромный бульдозер. Содрогаясь от слепой ярости, он с корнями выворачивал из земли молодые сосенки, сдирал кору с могучих древесных тел. Следом подпрыгивал на ухабах милицейский «козел» с включенной мигалкой.

— Гражданка Батурина! Срочно покиньте незаконное строение! — голосом Петрова гнусавил мегафон.

— Нет! Слышите, нет!!! — крикнула Сашка, словно ее могли услышать те, кто пришел выгнать ее из пахнущего молодой смолой золотистого терема, смести с лица земли лес и заповедное болото с Пастушком.

Взгляд ее упал на ружьишко Егорыча и коробку с патронами. Зарядив ружье, она, как была в белой до пят рубахе вышла на крыльцо. Не целясь, пальнула в лязгающую пасть бульдозера. С хрустом посыпались стекла левой фары. Из кабины вывалился перепуганный водитель и, спотыкаясь, побежал в заросли ивняка, но Сашка этого не заметила. Бульдозер по-прежнему полз на взгорье, к дому, уже без водителя. Оглохнув от первого выстрела, она в немом безмолвии перезарядила ружье, и уже прицелившись, выстрелила в лобовое стекло. Выстрел отозвался в глубинах ее тела волной ужаса. Охнув от внезапного толчка изнутри, Сашка осела на порог и зажмурила глаза…

…Под закрытыми веками брызнул и рассыпался сноп искр. Сквозь сотни километров тайным внутренним зрением она видела темные залы подземного дворца-супермаркета, преходящие в рукава подземелья, где плотно, смертно, обреченно сошлись две армии. Стеклянными брызгами взрывались витрины, полыхали костры из смятых изуродованных тряпок и пластика. Оглушительно отчетливыми очередями «переговаривались» автоматчики. В этих катакомбах каждый вел свой собственный бой. Расстреляв рожки автоматов, люди шли в рукопашную. В подземелье звучали последние шаги Обреченного…

…Сашка очнулась. Сквозь мутную пелену оглядела утренний лес, излучину туманной реки, всмотрелась в сквозящую синеву неба и отбросила ружье.

Матерясь, Петров истязал внезапно заглохшую рацию, вызывая подкрепление из управы. Как субъект с развитым воображением он хорошо представлял себе последствия ЧП со стрельбой на участке. Санкций на жесткие действия он не имел, и должен был лишь припугнуть незаконных поселенцев.

Петров коротко взмахнул рукой. Из кустов отряхиваясь, выбрался бульдозерист и, ежась, полез в кабину боясь попасть под гусеницы. Бульдозер взревел с новой силой и, сорвавшись с места, ринулся к дому…

— Это еще что за явление? — опешил Петров.

— Стоять! Стоять, кому сказал! — взревел мегафон.

По тропинке, навстречу «боевому железу» бежала, почти летела, смуглолицая монахиня. Раскинув руки, она встала на пути бульдозера, прикрыла собой и дом и Сашку, заклиная остановить вторжение. В высоком куколе, она была похожа на черный крест. Безмолвной молитвой Гриня, теперь сестра Мелания, усмиряла ревущее чудище.

Бульдозер дал задний ход, затем развернулся на одной гусенице и угрюмо пополз обратно в Ярынь.

Обескураженный Петров вышел из машины.

— Зачем стрелять, под трактор бросаться? Сели бы за стол переговоров… — бормотал он.

Он даже представил себе этот стол, уставленный деревенскими яствами и самогоном. До сих пор акции по насильственному выселению, с броском ОМОНа сквозь самодельные баррикады и истеричный женский визг, Петров азартно наблюдал по телевизору, но с некоторых пор он уже плохо различал реальную и заэкранную жизнь.

Бросившись на взгорье к дому, темноликая монахиня обняла Сашку, помогла ей подняться. Она уводила ее все дальше от дымного побоища, от искореженной земли, от жестокого самосуда к золотым маковкам монастыря, к той единственной иконе, где светлый воин без гнева, одним лишь взглядом, загонял в преисподнюю черного выползка, где сердце гордое и нераскаянное наконец-то умирится и познает простую истину. Эта истина в том, что зло не победить злом, доколе не встанешь над ним высоко, как Егорий Хоробрый над темным змеем.

«Не в силе Бог — а в правде!»

Алексей наугад шел по темным коридорам, слыша позади себя вопли команд и грохот шагов. Он знал, что не может ошибиться, и сквозь выложенный кирпичом коридор с отметиной на стене, сквозь сырой, пахнущий влажной гнилью подвал выйдет на оружейный склад. Навстречу ему и со спины, догоняя его короткими перебежками, сдвигали кольцо захвата воины Ислама. Он шел все медленнее, сжимая в ладони тротиловую шашку. Его ослепили фонарями, взяли в круг. Искаженные бешенством лица казались серыми. В те короткие мгновенья, когда он уже искал пальцами чеку гранаты, он успел простить их и сам испросить прощения. В соседних рукавах и штреках остывают тела рыцарей Света. Эти подземелья станут их общей могилой. И его кости смешаются с костями его врагов, они лягут рядом и будут ближе, чем братья. От взрыва обрушатся стены. Огненный самум испарит их прах, спаяет камни в нерушимую крепь. Этот «замок» на многие столетия сбережет подходы к святилищу, сохранит сокровища либереи и неприкосновенность чаши. И Москва, и Россия устоят на священном кресте реликвий.