А. Веста - Оракул

Усталый Шаман откинулся в кресле, с восторгом созерцая дело своих рук, как Демиург на закате шестого дня.

Внезапно стало тихо, так тихо, что стал слышен мягкий шорох падающего за окном снега.

— Что это с ней? — спросил Скиф.

— Ушла в себя. Теперь лет триста она будет переворачивать фразы, размышляя над тем, почему у нее не получается прочитать наоборот, — ответил Шаман.

Он вышел на крыльцо и рванул потный ворот. Апокалипсис был безоговорочно отменен, и над Россией плыла роскошная русская зимняя ночь с ясными звездами и колокольными перезвонами…

Утро первого января Иван встретил среди седых елей Кремлевской больницы. Там, в светлой, прохладной палате среди трубочек и отключенных капельниц, лежала Анфея. После крушения аквапарка девушка так и не пришла в сознание.

— У пациентки синдром Снегурочки, — пояснил Ивану наблюдающий врач. — Мы взяли ее кровь на анализ. Признаюсь, никогда такого не видел! Под микроскопом видны мягкие кристаллики льда. Обычный физраствор не работает, и ее состояние ухудшается.

— Я могу дать ей кровь, — Иван почти умоляюще посмотрел на доктора.

— Ваша девушка нуждается не в крови, а в гораздо более тонкой субстанции: любви или молитве, а я не священник. У нее не просто кровь, а, простите за каламбур, коктейль из огня и вечного льда.

— Возьмите, доктор, это ее спасет! — Иван вынул из-за пазухи ледяной кристалл.

В приемном покое Ивану выдали вещи Снегурочки: подмокший сверток с одеждой и домотканый мешок, оказавшийся неожиданно тяжелым. Иван развязал туго стянутые тесемки из крапивного волокна. Наполовину засыпанное кедровыми орехами, там лежало старинное копье в серебряной накладке, оберегающей широкую, почернелую от древности «ладонь».

«…Есть за Уральской грядой заповедное озеро, а посередь него каменистый остров-клык, всегда покрытый густым туманом. Стерегут тот остров стаи белых птиц и караулят тайну. Тайна его — глубокий колодец-студенец. Кто нырнет в студенец — пройдет семь миров поддонных. Первый мир — вода, с дневными звездами, под нею — лед. Ниже — огонь, еще ниже — облака с туманами, после — свет, затем — тьма и лишь на седьмом — такой же мир как наш, с ветром и деревьями, со сменой дня и ночи. Растет на дне колодца чудесный сад и звенят живые ручьи. Стоит в заповедной глубине его ложе из кристалла. Спит на том ложе долгим жемчужным сном нагая девица, и ее золотистые волосы покрыли ложе и холм, и проросли сквозь них цветы и травы. День и ночь стоит на коленях перед ней старец-инок в снежных сединах. Рубище от ветхости давно свалилось с его плеч. День и ночь молит старец о жизни той единственной, что спит в ледяном хрустале. В руках у инока вместо креста — старинное копье, и пока держит могучая рука Копье русской Судьбы, и льется его Слово до тех пор бьется Сердце Руси в потаенной чаше, ожидая пробуждения…»

Парнасов вздохнул и поставил точку. Он по привычке работал всю ночь и не заметил, как в комнату прокрался летний рассвет. Да что рассвет, он не слыхал даже шагов жены. Стелла научилась двигаться мягко и бесшумно, и эта новая походка очень шла ей.

— Нет, это слишком грустно, — прошептала Стелла, она успела прочесть последние строки. — Пожалуйста, напиши другой конец. — Стелла обняла его невинно и нежно, как маленькая девочка своего большого плюшевого мишку.

Парнасов упрямо качнул кудлатой головой:

— Звездочка моя, нельзя переписать жизнь набело!

— Но ведь ты оракул! Все, о чем ты пишешь, сбывается! — напомнила Стелла. — Знаешь, кто-то из мудрых сказал: «Произведение остается в Вечности, если оно не закончено».

— Ну, хорошо. Я напишу эту добрую сказку для тебя одной, — пообещал Парнасов. — Это творение я оставляю Вечности.

«…На Лебяжье пришла весна, — выстукивал Парнасов и сам зажигался верой в слово, в его утверждающую, необоримую силу. — По верховым полянам синими брызгами расплескались подснежники. Из протаявших оленьих следов поднимали венчики первоцветы. Вместо троп и звериных бродов к озеру бежали ручьи. Иван и Анфея брели по колено в шалой весенней воде. На вытянутых ладонях Иван нес Камень Прави.

Среди березовых стволов мелькнул белый Единорог и растаял в лесном тумане. Они вышли к Лебяжьему. Высокая седая женщина в белой рубахе молча ждала, пока они подойдут. Слегка склонив седую голову, Берегиня приняла в ладони Логос и, вглядевшись в переменчивую глубину, бережно опустила камень в озеро.

— Я снимаю печать смерти с Железного века! — сказала она.

Иван зачерпнул флягой воду Лебяжьего, но Берегиня остановила его руку:

— Ты видел, как птицы выкармливают птенцов? Ты знаешь, как целуются влюбленные? Эту воду можно передавать только из уст в уста, из ладони в ладонь, чтобы не потеряла силу, но сначала надо смыть вину вольную и невольную.

Держа воду в горстях Иван и Анфея дошли до дома Филимоши и распахнули стылый погребок. Под ворохом веток в тельняшке наизнанку, по-детски поджав колени, лежал Филимоша. Анфея осторожно влила в губы Филимоши несколько капель, Иван окропил спящего. Радостный шелест и треск лопнувших почек прошел по ледяной скудельнице.

— Я снимаю печать смерти с Железного века! — прошептал Иван и, придав голосу силу, сказал: — Да будет слово мое крепко! Слово свое замкну, а ключи в океан-море пущу… »

Прошло несколько лет после назначенного Апокалипсиса, и вместо смертных прогнозов словно живой воды испила страна, списанная со всех мировых счетов. Ученым удалось сканировать свойства кристалла Логоса и создать в России озеро «живой воды». Согласно новым планам освоения космоса в 2015 году российские космонавты высадились на Марсе, утерев нос спесивым звездно-полосатикам. На поверхности красной планеты в Слоистых Горах установили уникальный объект, который в дальнейшем подарит безжизненному Марсу жизнь и атмосферу.

Объект назвали «Ирий», он представлял собой гигантскую герметичную капсулу с грунтом, растениями и животными. И даже больше того, там жили люди, настоящие Адам и Ева, юные и мудрые, как боги. И прежде чем затрепетал на марсианских ветрах исконно русский алый флаг, избранный взамен «торговому», освещавшему продажу и вывоз русских богатств, командир экипажа поднял в руке старинное, черное от древности копье на коротком наконечнике и воткнул его в красноватый песок под ногами. Возвращаем тебе, Марс…