ЮРИЙ МУХИН - СССР имени БЕРИЯ

Однако, немного успокоившись, Берия ощутил свою беспомощность, и от этой беспомощности его настроение начисто испортилось. Ведь сионисты, еще не провозгласив Израиль и по-прежнему нуждаясь в помощи СССР, со своей стороны четко выполняли все обязательства тайного соглашения.

Сейчас они, по сути, просят пустяк, как им в этом пустяке отказать?

В это время позвонил секретарь Сталина Поскребышев и сообщил, что товарищ Сталин уже освободился и ждет Лаврентия Павловича.

Берия обрисовал Сталину ситуацию и свое видение ее, добавив:

– Если бы у этих сионистов был вождь как вы или хотя бы, как Черчилль, чтобы мы знали с кем разговаривать, чтобы у них был хоть кто-то, кто нес бы настоящую ответственность за все, что делает каждый отдельный член организации.

А то ведь там дикая смесь кого попало – от мракобесных раввинов до чуть ли не коммунистов, с их идеями еврейских сельских коммун – киббуцев. Только когда интересы всех совпадают, сионисты действуют все вместе, согласовано, а в остальных случаях у них же каждый еврей это гений, и не только по отношению к неевреям, но и по отношению друг к другу. У них же нет не только вождей, но и просто авторитетов. Ну, откажем мы им, а какой-нибудь умный раввин обидится и донесет в ФБР, и всех наших агентов арестуют, что будем делать? На данном этапе лишиться информации из США мы не можем. Придется им уступить, – после паузы подытожил Берия.

Сталин задумался в поиске решения и, чтобы не затягивать молчание, спросил.

– Поиском их шпионов уже занялись?

– Я что, товарищ Сталин, заслужил, чтобы мне напоминали о таких делах? Но это же евреи, вы представляете, какие у них связи, да и этот Еврейский антифашистский комитет уже не поймешь чей – наш или американский. Надо, товарищ Сталин, закрыть эту лавочку с еврейскими антифашистами… -…и какой-нибудь умный раввин тут же обидится и донесет в ФБР на наших агентов? – быстро дополнил Берию Сталин. – Кого персонально из наших евреев-физиков ты предлагаешь допустить к первичной информации?

– Курчатов из их списка выбрал Алиханова, Кикоина и Харитона.

– Ты посвятил Курчатова в курс дела?

– Нет, он не знает, почему я предложил ему сделать этот выбор.

– Это лучшие наши физики? – поинтересовался Сталин?

– Это лучшие из тех, кто был в их списке.

– А что ты о них думаешь?

– Это все те же пресловутые теоретики.

– Ну, ты не прав, теории в любом деле необходимы.

– Лучшие и самые точные теории создают только практики, поскольку они понимают, о чем теоретизируют, – упрямо не согласился Берия. – А вы возьмите двух из этих теоретиков, означенных в списке, – Харитона и Зельдовича.

Получать плутоний можно либо в реакторе с замедлением нейтронов графитом, либо в реакторе с замедлением их тяжелой водой. Так вот, у нас именно Харитон с Зельдовичем создали выдающуюся теорию, провели расчет и доказали, что реакторы на тяжелой воде невозможны. И мы начали заниматься этим типом реакторов только после того, как узнали, что американцы их уже эксплуатируют.

Вот вам и вся необходимость теории и теоретиков.

– М-да… – протянул Сталин. – Ну, черт с ними, – допускай их к информации. Сами ничего придумать не могут, может, хоть повторят без ошибок находки американских ученых.

Летом 1946 года Сталин позволил себе ненадолго съездить на отдых в Сочи, а вскоре вызвал к себе для разговора Берию. Был солнечный и жаркий день, Берия в белых брюках, рубашке и шляпе, обутый в сандалии ожидал Сталина у ступенек его дачи, слушая жалобу телохранителя вождя.

– Дача плохо защищена, и вчера мы, сопровождая товарища Сталина к берегу моря, наткнулись на двух девочек из Сочи, лет по десяти, собиравших грибы на территории дачи. Причем, девочки пролезли сквозь изгородь из колючей проволоки «не зацепившись» и не заметив, что они зашли на охраняемый участок. Сталин, естественно, распо73 рядился дать девочкам собрать грибы и отправить их на машине домой, но такая изгородь вокруг места отдыха главы государства, – это непорядок! – возмущался приехавший вместе со Сталиным из Москвы телохранитель (их в то время называли «прикрепленными»). – И вообще, товарищ Берия, нас мало. Мы же из Москвы до Харькова ехали на трех машинах, по дороге товарищ Сталин все время выходил и пешком осматривал деревни, разрушенные кварталы в Курске и Орле. Ходит по улицам, за ним толпа немедленно собирается, женщины на шею вешаются, а нас всего восемь! Ведь никакого внешнего оцепления такими силами не организуешь.

А здесь, в Сочи? – продолжал жаловаться телохранитель.

– Выедем в город вроде на машине, а он выйдет и пойдет по улице пешком. Как позицию занять? Вот и идем: один спереди, двое сзади, и четвертый идет по противоположной стороне и просит людей не перебегать через дорогу навстречу товарищу Сталину. Да разве всех уговоришь?!

Вчера поехали в порт, от проходной пошли к причалу.

Там разгружался теплоход «Ворошилов», и товарищ Сталин долго смотрел на разгрузку, между прочим, теплоход ему не понравился – он нашел его неуклюжим. Возвращаемся к машинам, а у проходной уже собралась большущая толпа отдыхающих. Ведь всем охота посмотреть на вождя, убедиться, правда ли, что товарищ Сталин вот так просто гуляет по порту. Подходим к машинам, думаем, что вот наконец, обеспечим безопасность, а товарищ Сталин открывает дверцу и приглашает прокатиться с нами сбежавшуюся ребятню. Поехали на «Ривьеру», там было открытое кафе, зашли туда, усадили ребят за столики, но получилось то же, что в порту. Отдыхающие окружили, и среди них было много детей. Он еще и их всех приглашает на лимонад, да еще я по его распоряжению принес из буфета большую вазу конфет, и товарищ Сталин начал угощать детей конфетами.

Это в такой-то толпе! А нас всего четверо! Ну, а если враги об этом узнают, ну что стоит выстрелить из толпы, как Каштан в товарища Ленина?!

Берия слушал, и ему это тоже не нравилось. Но что он мог сделать? Заикнись об этом Сталину, и Сталин обругает.

Он и в Москве, намечая планы ее реконструкции и интересуясь строительством, ходил точно так же. Причем, собирающаяся толпа ему мешала, он пытался уговорить ее разойтись, а потом стал осматривать подлежащие реконструкции районы ночью, но и это не спасало – народ как-то узнавал его и все равно тянулся за ним хвостом. Причем, Сталин не делал из этого ни малейшей рекламы, никогда с ним не было не только кинооператоров или фотографов, но и просто журналистов.

Однако сама мысль о том, что кто-то, какая-то охрана, отделит его от народа, была для Сталина оскорбительной и унизительной. Он скорее бы согласился быть убитым, чем подать кому-либо мысль, что он боится народа, ради которого живет.