ЮРИЙ МУХИН - СССР имени БЕРИЯ

Товарищ Вознесенский его очень ценит. А знаете, если Госплан кого-то ценит, то для республики это очень полезно.

Мы считаем, что товарищ Игнатьев будет очень хорошим вашим помощником и достоин быть вторым секретарем ЦК Белоруссии…

Вознесенский забеспокоился – Хрущев и Пономаренко оба фронтовики и в очень-очень хороших отношениях друг с другом. А значит, Хрущев без труда вычислит Инг¬ натьева и будет знать о заговоре больше, чем нужно. Но его мысли перебил Хрущев.

– Хлопчики, но вам надо будет сагитировать несколько сот секретарей обкомов и других партийных руководителей в областях. Национальность это хорошо, возможность сладко жить после удачного заговора это тоже хорошо, но все это очень мало по сравнению с возможностью лишиться всего, что они уже сейчас имеют, в случае провала заговора.

Вознесенский усмехнулся.

– Но они и сегодня этого могут лишиться, причем сам Сталин их с должности погонит, если их области не выполнят планов промышленного и сельскохозяйственного производства.

А вот это зависит от меня – председателя Госплана.

Будут нас слушать – будет у них и план реальный и все для выполнения плана – и трактора, и оборудование, и сырье, и материалы, не будут – ничего этого не будет и план они не выполнят. А тогда – прощай должность!

«Ах ты гад! – понял Хрущев. – Так это ты извращением плана берешь секретарей обкомов за горло, а Кузнецов их агитирует?» Восхитившись подлостью заговорщиков, Никита понял, что этот заговор, в принципе, может быть осуществлен, если еще и учесть, что заговор, как бы, направлен на устранение несправедливости по отношению к русским коммунистам.

– Ну, а если эти ваши махинации станут известны товарищу Сталину? Чтобы учредить российскую компартию нужен съезд, ну хотя бы секретарей обкомов нужно созвать, а как вы такой съезд тайно подготовите и созовете?

На этот вопрос Вознесенский ответил со своей обычной улыбочкой умственного превосходства.

– Организуем всероссийскую торгово-промышленную ярмарку, скажем, в Ленинграде, пригласим на ее открытие всех секретарей обкомов России вместе с делегациями партийного актива из областей. Вот и съезд.

Гениально то, что просто.

Хрущеву осталось мысленно развести руками – эти мерзавцы действительно могут добиться успеха!

– Ну а если Политбюро все же узнает?

– Через кого? – вопросом на вопрос ответил Кузнецов.

– По линии партии оно может узнать только через меня, а по линии МГБ у нас все предусмотрено.

– Неужто и Абакумов с вами? – удивился Хрущев.

– У нас есть в МГБ люди и без Абакумова… – замялся Кузнецов.

– Ленинградцы? – продолжал выпытывать Никита.

Кузнецов запнулся, не желая делиться ценной информацией, но он и понимал, что Хрущеву нужно что-то сказать, если хочешь получить от него нужное решение.

– Неважно. Во-первых, это я продвинул Абакумова в министры госбезопасности, если бы не я, министром бы до сих пор был дружок Берии Меркулов. Ну, а во-вторых, у самого Абакумова рыльце в большом пуху: он устроил с начальником охраны Сталина Власиком соревнование, кто больше в Москве баб, скажем так, перетопчет. А поскольку Абакумов предпочитает иметь под собой интеллигентных женщин, то ему, так сказать, и подкладывают интеллигенток.

И если он окажется глупцом, то эти интеллигентки тут же напишут заявления, что он их изнасиловал. И нет Абакумова.

Но мы полагаем, что он умный человек, да еще и под присмотром нашего человека. Не такой дурак, как его предшественники Ягода или Ежов.

Поверьте, Никита Сергеевич, мы не троцкисты-буха¬ ринцы, мы трезвомыслящие умные люди, – добавил Вознесенский.

Хрущев понимал, что нужно отвечать на предложение, уже понимал, что он ответит согласием, но как-то пытался оттянуть сам момент ответа.

– Люди вы, в первую очередь, молодые, и Мыколу Бухарина хорошо не знали, а уж он-то считал себя таким умным, таким умным, что просто гениальным…

Значит, так, хлопчики. Я с вами рыбку ловил, и рыбку кушал. Никаких таких разговоров от вас не слышал. Получится у вас учредить компартию России – я с вами. Провалитесь – не обессудьте. Буду, конечно, помогать, но чем смогу. А сейчас пойду, дела есть.

– Ты, Никита Сергеевич, со своим другом Берией не сильно откровенничай, не ровен час… – предупредил Кузнецов.

На это предупреждение Хрущев отреагировал с откровенной злобой.

– Я, конечно, человек простой, но считать меня дураком вам не следует, не ровен час, ошибетесь. Кстати, об откровенности, – а со Ждановым откровенным можно быть? – и увидев, как Вознесенский с Кузнецовым явственно напряглись, усмехнулся. – Ага, значит, и со Ждановым не нужно откровенничать, значит, и Жданову, который перетянул вас в Москву, вы ничего не говорили… Ну, ладно, будем считать, что мы- вместе. Прощавайте!

Хрущев попрощался и медленно пошел к своей машине, выражение его лица стало злобным и решительным, а в голове билось: «Ах, падлюки, ну падлюки! Ну ладно, вы меня на Украину верните, а там видно будет». Никиту должен был бы остановить страх содеянного, но он уже давно научился свой страх подавлять даже в более опасных случаях.

Вознесенский же, вместе с Кузнецовым глядя вслед уходящему Хрущеву, встревожился:

– Черт! Он оказался умнее, чем можно было о нем подумать!

– Не умнее, а хитрее, – здраво поправил его Кузнецов, – но это у него природное, звериное. Не просто же так он стал членом Политбюро. Но нам главное, чтобы он нас поддержал, а потом разойдемся – мы в России, он на Украине, – и нам его хитрость помехой не будет.

По дороге с рыбалки в Москву Хрущев продолжал осмысливать положение: каковы все же реальные шансы этого заговора? Он требует большой подготовки, в ходе которой заговорщикам нужно будет сначала прощупать, а потом переговорить с получением согласия у сотен опытных и осторожных партийных функционеров хотя бы половины областных партийных организаций России. В случае неудачи нужно будет, под благовидным предлогом, заменить на ключевых постах тех, кто не соглашается с заговорщиками.

И все это с соблюдением строжайшей конспирации в условиях, когда не только партийные органы контролируют, чем живут эти функционеры, но и МГБ их «защищает», то есть, следит за ними и сообщает в Москву обо всех их неблаговидных поступках, подозрительных словах и связях.

Положим, Кузнецов перекроет поступление разоблачающей заговор информации от партийных органов к Сталину (да и к Жданову, раз он не с заговорщиками), но насколько реально перекрыть поступление этой же информации к Сталину через МГБ – через Абакумова?

Абакумова Хрущев знал плохо и не был уверен, что этот, по слухам, крутой генерал-полковник так уж предан Кузнецову.