ЮРИЙ МУХИН - СССР имени БЕРИЯ

– Ну, если наша партия станет, как попы православной церкви, то, значит туда нам и дорога – на свалку истории!

Но так в этом и заключается наша задача – задача ЦК, – перестроить работу партии так, чтобы она постоянно сохраняла власть в умах людей, – горячился Берия.

– Это пустые слова, – вмешался Маленков. – Попробуй оказать влияние на людей, если будет объявлено, что партия уходит от власти. Кто поймет то, что только что сказал товарищ Сталин? Один из тысячи, даже среди коммунистов.

А остальные привыкли верить – они не думают.

Как только мы будем дискредитированы лишением нас власти, то говори, не говори – толку не будет. Нас просто слушать никто не будет – будут слушать любых болтунов, которые будут немедленно обещать народу какие-нибудь блага.

И именно им будут верить. Что, ты не знаешь, как западная пропаганда оболванивает народ?

– Я хочу снова вернуться к началу разговора и сказать о вещах, которые товарищ Сталин не затронул в своем выступлении, – уже спокойно начал Берия. – Пока у нас в стране партийные комитеты всех уровней сохраняют государственную власть, у нас, по сути, самая худшая ситуация с точки зрения управления. Это двоевластие, при котором не найдешь виноватых в упущениях – это узаконенная безответственность управленцев и начальников.

Да, раньше, до войны, когда нас, коммунистов, не признавали или признавали через силу, тогда плохое управление страной нашей партией привело бы к потере нами власти, а потеря власти – к смерти всего партийного аппарата нашей партии. Да, тогда этот страх смерти стимулировал партаппарат вникать во все дела на вверенном тебе участке работы – это стимулировало его учится делу. Да и то, как мы знаем, даже тогда эта угроза была стимулом далеко не для всех, а массу партийных бюрократов надо было и подгонять, и с работы гнать. Но после войны и эта угроза исчезла навсегда – мир нас вынужден принять на равных со всеми основаниях, мы учредители и постоянные члены ООН, коммунистом быть уже безопасно. Так зачем нынешним молодым партаппаратчикам учиться, зачем им лишняя работа? Они останутся дураками.

И другая сторона этого вопроса. Ведь некомпетентность может быть не только следствием отсутствия стимулов, но и следствием врожденных лени и тупости. На производстве, в живом деле такие люди работать не смогут, но чтобы контролировать работу других так, как это требуется от партийного аппарата, компетентность и не требуется. Следовательно, мы уйдем и работа в партаппарате станет вожделенной мечтой ленивого дурака с честолюбивыми мечтами.

Поймите, если мы не примем меры, то пройдет одно поколение, и во всем Советском Союзе некомпетентные люди, дураки, будут руководить знающими людьми.

Мы обязаны провести разделение ответственности: государственная власть – у Советов, а подбор кадров и пропаганда – у партии. Мы обязаны это сделать и для спасения Коммунизма, и для спасения СССР.

– Да хватит нас убеждать в пользе молока, – раздраженно сказал Молотов. – Речь не об этом. Если мы объявим, что уходим от государственной власти, то партия потеряет авторитет и способность вести ту самую пропаганду, за которую ты ратуешь. А как быть коммунистическим партиям за рубежом? Чтобы начать движение к коммунизму, нужно взять власть, а как им ее брать в своих странах, если мы от власти откажемся? Им и будут говорить – вон большевики пропагандой занимаются, вот и вы занимайтесь, и к власти не лезьте!

– Хочу сказать по поводу пропаганды на фронте, – вновь вступил в спор Хрущев. – Я, пожалуй, из всех членов Политбюро больше всех накомиссарил и никто меня не упрекнет, что я комиссарил с фронтового тыла. Так вот, скажу я вам, пропаганда она особенно хороша, когда у тебя есть власть приказать расстрелять труса перед строем. Такая пропаганда остальных трусов убеждает лучше, чем все тома Карла Маркса!

Берия пропустил слова Хрущёва мимо ушей, и продолжил спор с Молотовым.

– А надо ли нам, чтобы все страны строили коммунизм и брали власть только по нашему образу и подобию? – перефразировал он слова из Библии. – Так ли уж, и всем ли нужны революции и кровь гражданских войн? Может коммунистам за рубежом нужно сначала пропагандой взять власть в умах людей, а потом прийти к власти на выборах?

А для успеха их пропаганды, как раз и нужно, чтобы наша партия была сильна именно в этом – в пропаганде, а уровень жизни советского народа был примером для народов других стран.

– Ну, это уж прямой мелкобуржуазный лепет! – возмутился Каганович.

– Социал-демократчина! – подтвердил Микоян.

– Подождите, товарищи, – вмешался Сталин, – мы путаем вместе два вопроса и поэтому превращаем обсуждение в свалку. Вопросы надо разделить. Первый вопрос – надо ли передать власть Советам? Второй – как это сделать?

Какое мнение по первому вопросу?

– Какое тут может быть мнение? – вопросом на вопрос ответил Каганович. – Если мы коммунисты, то передать власть народу обязаны.

Остальные согласно молчали, и Сталин вопросительно посмотрел на Хрущева.

– Я тоже «за», товарищ Сталин, – ответил Хрущев.

– Тогда второй вопрос, – не спеша, начал Сталин. – У нас нет необходимости кричать об этой передаче власти на всех перекрестках.

Начнем с того, что мы фактически уже не управляем страной с помощью Политбюро. Начиная с 1941 года, Политбюро рассматривает только вопросы назначения на государственные и партийные должности и вопросы пропаганды.

И нам осталось и работу всей партии повернуть в это русло. Дело это не такое, чтобы мы обязательно с ним спешили, его нужно проводить неукоснительно, но не спеша.

Товарищи правы – нам нельзя ни оскорблять партию, ни подрывать доверие к ней. Нужно дать ей время осознать и освоить новые исторические задачи.

Мы изменим устав партии, открыто обсудим его проект, а затем соберем съезд партии и примем новый устав.

Не вижу необходимости и даже считаю вредным сосредотачивать внимание коммунистов и народа на том, что партия передает всю полноту власти Советам и народу. Иначе получиться так, что Советы и народ ее до этих пор не имели.

Проведем перестройку так, как будто это к Советской власти прямого отношения не имеет, а является сугубо нашим, партийным делом, а это, собственно, так и есть.

– Правильно, согласился Молотов, – есть дела, которые не терпят шума. Проведем перестройку тихо.

– И не спеша, – добавил Хрущев.

Это компромиссное предложение Сталина разрядило обстановку, и было видно, что оно всех устраивает.

– Я против! – решительно заявил Берия. – Такое дело нельзя делать тайно, в этом случае умолчание равносильно обману. Это недостойно!

– Почему? – удивился Сталин.

– Создается впечатление, что мы в нем не уверены и молчим, чтобы в случае чего все вернуть назад. Это недостойно.