ЮРИЙ МУХИН - СССР имени БЕРИЯ

– Та-ак, – шепотом протянул Хрущев. – Я думаю, что товарищ Смирнов сильно ошибается. Товарищ Сталин накануне сильно выпил и сейчас просто спит. Если мы поднимем панику, то как будем выглядеть мы и как будет выглядеть он? Так что давайте тихо уходить.

– Но товарищи! – шепотом, но горячо не согласился Смирнов. – Это инсульт! А при нем спасает только быстрота терапевтического вмешательства!

– Ты, мужеложец, в случае чего, скажешь, что ошибся! – зашипел на него Игнатьев.

– А будешь нас слушаться, так этого «в случае чего» не будет. Понял? – почти ласково добавил Хрущев смертельно побледневшему Смирнову.

Они так же тихо вышли в коридор к ожидавшей охране.

Хрущев, потирая рукой подбородок, как бы с сомнением взглянул на Хрусталева.

– Мы тут с товарищем Сталиным несколько часов назад изрядно выпили, – и, в ответ на согласный кивок Хрусталева, помнившего, что Маленков заносил дополнительные бутылки, продолжил, – а оно, если бы водка была, так она сразу по мозгам бьет, а это молодое вино – оно долго забирает. А годы уже не те… – вздохнул Хрущев. – Короче, надо товарищу Сталину проспаться. Не надо его тревожить – неудобно как-то – с кем не бывает? Пусть завтра сам встанет, переоденется, а мы как бы вроде ничего и не видели.

Телохранители и Бутусова облегченно вздохнули, согласно и понимающе закивали головами, проводив приехавших к выходу.

Хрущев все же немного поспал и встал в 8 утра не по необходимости, а из-за колотившей его тревоги. Он не находил себе ни места, ни занятия, все время ожидая неминуемого звонка. Игнатьев позвонил в третьем часу дня.

– Охрана опять звонит – Сталин не запросил завтрак и не выходит. Они спрашивают, что делать?

Хрущев уже был готов к такому развитию событий.

– Так, позвони им минут через пять и скажи, что ты лично по прямому телефону переговорил со Сталиным, и он сказал, что «Боржоми» у него есть, а ничего остального он пока не хочет. Пусть охрана не беспокоится. Ну и выскажи охране свое мнение, что Сталину, дескать, неудобно за ночное происшествие.

– Понял, – подтвердил Игнатьев, – вам перезвонить?

– Если что-то будет не так.

Никита по-прежнему не знал, чем отвлечься от этого тягостного ожидания. Пытался играть в домино с сыном Сергеем, но даже эта игра у него не получалась. Наконец семья пошла спать, а он в кабинете делал вид, что изучает документы. И в первом часу ночи на понедельник 2-го марта позвонил Игнатьев.

– Охрана в панике, кричат, что сейчас будут звонить всем, может, кому уже и позвонили. Они все же зашли к Сталину в спальню, а он лежит, как они и мы его в ночь на воскресенье оставили.

– Позвони и запрети паниковать, скажи, что мы выезжаем.

У меня машина здесь, я сам доеду, подожду тебя на повороте.

– Брать врача?

– Уже не надо.

Хрущев и Игнатьев вошли в дом Ближней дачи, не раздеваясь.

– Так, – сказал Хрущев жестко глядя на новую смену телохранителей и Бутусову, – партия и весь советский народ доверили вам жизнь товарища Сталина, а вы, когда он потерял сознание, даже не позвонили?!

Телохранители Старостин и Туков опешили, как от удара по голове, Старостин бессильно опустился на стоявший у стены стул.

– Как не позвонили??? Мы же…

Хрущев, не слушая его, повернулся к Игнатьеву.

– Тебе звонили?

– Нет, – угрожающе ответил Игнатьев, – никто не звонил!

На лицах охраны вспыхнул беспредельный страх.

«И этим мы доверяем свои жизни!», – вдруг некстати подумал Никита, но тут же вернулся к начатому разговору – охрану Сталина надо было додавливать, пока она не пришла в себя.

– Значит так, слушайте меня внимательно. Все, что делается, делается по решению Политбюро и во имя нашей большевистской партии и советского народа. Подробности вам знать не полагается. Упаси вас господь хоть кому-нибудь хоть полслова сказать о том, что вы видели или знаете! До седьмого колена уничтожим! – Хрущев говорил властно и уверенно, ведь эти охранники понимают, что Сталина уже нет, а они с Игнатьевым живы и вполне могут осуществить любую свою угрозу. – Мы сейчас уедем, а вы в семь утра позвоните товарищу Игнатьеву и сообщите, что видели товарища Сталина живым и здоровым до 4 утра, а в 7 часов он внезапно встал с постели и упал на пол. Запоминайте! – почти рычал Никита. – Сегодня в 4 утра он был здоров, а в 7 вы его нашли лежащим на полу! Поняли?!

– Поняли, – со страхом и растерянностью подтвердили Старостин, Туков и Бутусова.

– И если хоть мысль придет хоть кому сказать иное, то лучше сразу себе языки поотрывайте!

– Вы работники МГБ и знаете, что такое тайна, и какова ответственность за ее разглашение, а я министр МГБ и держать язык за зубами – это мой вам официальный приказ! – дополнил Хрущева Игнатьев.

Они вышли на крыльцо.

– Разболтают, может и не сразу, но разболтают! – отчаивался Игнатьев.

– Не паникуй, мы их сразу вышлем из Москвы, ну, а дальше… а дальше будет видно.

Заработавшегося в ночь на понедельник Берию разбудили в восемь утра, а к девяти его шофер на максимальной скорости подъезжал к Ближней даче и попытался обогнать идущую впереди машину, но Берия не дал это сделать, когда понял, что та везет врачей: Здороваясь кивками с уже прибывшими членами Правительства и Президиума, он подошел к дивану, на котором лежал Сталин. Возле дивана толпились медицинские светила, а главный терапевт СССР, профессор Лукомский как-то нерешительно трогал Сталина за руку.

– Вы же врач, обследуйте, как полагается! – рыкнул на него Берия и, окинув взглядом всех врачей, добавил. -Головой за него отвечаете!

Лукомский стал энергично пальпировать Сталина, стоявший рядом профессор срочно вложил в уши стетоскоп.

Берия обернулся и увидел подходившего к нему Хрущева.

– Никита, как это случилось?

– Давай выйдем, не будем мешать врачам.

Они вышли сначала в коридор и оттуда пошли на кухню, но там Василий Сталин весь в слезах яростно выколачивал пробку из бутылки с водкой со словами:

– Сволочи! Сволочи! Угробили отца, сволочи!

А в углу, уткнувшись лицом в стену, выла Валентина Истомина, ее пыталась успокоить тоже плачущая Бутусова, во взгляде которой при виде Хрущева промелькнул явственный страх затравленного животного. Хрущев быстро закрыл дверь на кухню, и они зашли в комнату правительственной связи.

– В 4 утра вроде был полностью здоров, а в 7 поднялся, видимо, воды выпить – возле него бутылка «Боржоми» лежала, и упал. Игнатьев позвонил мне, я примчался и уже отсюда мы с Маленковым стали всех вызывать.

– Как некстати, как некстати, – застонал Берия, – а впрочем, когда бы это его смерть была кстати? – горестно резюмировал он.

– Да он же не умер,- напомнил Никита,- не хорони раньше времени – нехорошо!