Элис Клэр - Пепел стихий

Смерть. Непоправимая. Ужасающе непоправимая.

Не без усилий Жосс взял себя в руки и снова повернулся к сокрушавшемуся слуге.

— Не сомневаюсь, что остальные слуги в доме расстроены почти так же, как ты, — обратился он к Полу. — Не мог бы ты попробовать занять их какой-нибудь работой? — Рыцарь порылся в памяти в поисках подходящих поручений. — Что Тобиас обычно делал после полудня?

Пол поскреб затылок.

— Я не так уж хорошо знаю, сэр. Его часто не бывает дома. Иногда он берет гончих и отправляется куда-то, вот что я могу вам сказать.

— Что ж, это уже кое-что. — Жосс постарался ободряюще улыбнуться. — Его лошадь, наверно, нуждается в прогулке, а затем в хорошей чистке. И даже в пораженном горем доме требуется еда. Не мог бы ты попросить слуг приготовить что-нибудь?

Пол расправил плечи и, словно сожалея о своей слабости, попытался показать Жоссу, что восстановил свой пошатнувшийся было авторитет.

— Я сделаю все, о чем вы говорите, сэр. — С небольшим церемонным поклоном, от которого у Жосса на миг защемило сердце, Пол важно зашагал прочь.

Оставшись наедине с мертвым, Жосс ощупал его голову в поисках других повреждений. Нет, больше ничего не было.

Постой-ка! Что это…

— Вы приехали, сэр Жосс, — послышался тихий голос позади него. — Благодарю вас за то, что откликнулись на мой зов.

Обернувшись, рыцарь увидел Петрониллу Дюран, стоявшую в двух шагах от него и наблюдавшую за ним.

Она уже была одета в струящееся темное траурное платье, которое стерло последние следы румянца с ее обычно бледных щек. Ее глаза покраснели, веки распухли. Поверх туго закрепленного накрахмаленного белоснежного головного убора она накинула черное покрывало. Кожа нижней части ее лица была дряблой и имела желтоватый оттенок, составляя резкий контраст с гладким льном барбетты.

Ее тонкогубый рот превратился в дугу с опущенными вниз концами, с каждой стороны которой проступили глубокие полукруглые складки; Жосс был почти уверен, что раньше их не было.

Леди Петронилла состарилась на десять лет.

Жосс встал, подошел к ней и, еще раз опустившись на колено, взял ее ледяную руку и поцеловал.

— Моя леди, я соболезную вашей утрате, — сказал он. — Если я могу что-нибудь сделать, только скажите.

Она отняла свою руку. Отвернувшись, так что он не мог видеть ее изменившееся от горя лицо, леди Петронилла со стоном воскликнула:

— Верните его!

Жосс приблизился к ней. Неужели она лишилась рассудка? Рыцарь мягко заговорил:

— Этого я не могу сделать, леди.

Она покачала головой.

— Я знаю, сэр рыцарь. Знаю. — Женщина горько вздохнула.

— Постарайтесь утешиться хотя бы тем, что он почти не почувствовал боли, — сказал Жосс. Этого было мало, он знал, но скорбящие вдовы когда-то находили успокоение в этих словах; рыцарь сам много раз повторял это ни к чему не обязывающее замечание. — Рана глубока, и смерть, по-видимому, наступила мгновенно.

Жосс не был уверен в этом, но если притворная уверенность поможет вдове, остальное едва ли имеет значение.

— Почти не почувствовал боли, — повторила она. Наступило молчание, а потом леди Петронилла сказала: — Как мало вы понимаете!

«Ах!»

— Что вы хотите сказать, моя леди?

Он встретил взгляд ее покрасневших глаз.

— Этот дом всегда был наполнен болью, — проговорила она. — И хотя мой муж лежит мертвый, эта боль никогда не утихнет.

Для вдовы это были странные слова. Она имела в виду, что смерть Тобиаса стала причиной боли? «Может быть», — подумал Жосс в недоумении, но фраза прозвучала совсем не так. Петронилла словно упоминала о какой-то другой печали, длящейся постоянно, непрекращающейся, о чем-то, что было непременной частью ее жизни.

Стараясь успокоить вдову — самый черствый человек на земле, несомненно, попытался бы утешить ее, эту мертвенно-бледную, опустошенную горем женщину с таким состарившимся лицом, — Жосс сказал:

— Леди, в вашем доме была радость! Как же так — я своими собственными глазами видел любовь между вами и Тобиасом. Почему вы говорите о боли?

Петронилла словно пожалела о своих словах: она сделала явную попытку смягчить их. Со страдальческой улыбкой, которая на ее лице выглядела еще более страшно, чем выражение отчаяния, она ответила:

— Как же вы правы, сэр Жосс! В самом деле, Тобиас и я были счастливы. Боль в его… — Она быстро взглянула на тело мужа, зажмурила глаза, потом прошептала: — Боль лежит здесь, у наших ног.

Она почти убедила его. Жосс поверил бы ей и больше не думал бы о ее странных словах, но неожиданно в его сознании всплыла вереница мыслей. Осторожно оглядевшись по сторонам, чтобы удостовериться, что они одни, он тихо сказал:

— Леди Петронилла, я полагаю, когда мы виделись в последний раз, вы сказали мне неправду. Вам бы хотелось, чтобы сказанное вами было правдой, но это не так.

Никакого ответа.

— Леди! — настойчиво произнес он. — Не будет ли облегчением снять это бремя с плеч?

Она опустила голову и сдавленным голосом спросила:

— Сэр рыцарь, что вы себе позволяете?

Если она была не готова беседовать начистоту, этого нельзя было сказать о Жоссе.

— Вы говорили мне, — начал он, предусмотрительно понизив голос, — что Тобиас сошел с «пути, на котором растратил юность». Этого от него требовала заключенная вами сделка. Он должен был стать идеальным мужем, достойным уважения настолько, насколько это подобает мужчине, вступающему в брак с такой дамой, как вы. И это, моя леди, было ложью.

Она снова не проронила ни звука.

— Не правда ли? — спросил он громким шепотом.

Петронилла повернулась к нему.

— Хорошо, да! — прошипела она в ответ. — Теперь вы довольны? Вам угодно видеть мое унижение, так же как и мое горе? Какой позор, сэр рыцарь! Какой позор!

«Унижение» было не тем словом, которое он бы использовал. Настаивая лишь на том, чтобы выяснить все, что нужно было узнать, он осторожно продолжал:

— Я знаю, что Тобиас часто посещал Великий лес. Я видел его там дважды. Он не делал никакого секрета из того, что предпочитает опушки леса, где его сокол может полетать. Но это была просто отговорка, не так ли? — Жоссу вдруг захотелось дотронуться до вдовы, дать ей какое-то утешение прикосновением, несмотря на этот допрос. — Он был в одной связке с Хаммом Робинсоном, ведь так? Хаммом и его приятелями-ворами, Юэном Ашером и Сифом Миллером. Эта троица рисковала, делала всю грязную работу и передавала Тобиасу для продажи ценные вещи, которые они находили. Ведь это правда, Петронилла?

Пока рыцарь говорил, она смотрела на него с открытым ртом, в безмолвном изумлении. Жосс мрачно подумал, что она собирается отрицать все это, скажет, что он заблуждается. Что тогда делать дальше?