Сергей Зверев - Разбой в крови у нас

Вдруг Григорий размашисто хлопнул себя по лбу:

– Вот ведь! Забыл! Младшенькая мне для тебя бумажку передала. Я ее подальше запрятал…

Странник принялся шарить по своим карманам, а Захар безуспешно пытался скрыть свое нетерпение и радость. Найдя искомое, Григорий протянул ее ямщику. В испачканной кровью ладони лежала маленькая, несколько раз сложенная бумажонка. Захар нетерпеливо ее развернул и увидел неровно, в спешке написанные несколько слов. Это был адрес в Казани, по которому, судя по всему, проживали Башмаковы. Катерина хотела продолжить их знакомство, несмотря на решение матери.

– Когда она это тебе дала?

– Когда прощались, она в руку сунула. Ох, и хитра!

Захар бережно сложил записку и спрятал поглубже в карман. Он не был уверен, что посмеет заявиться по указанному там адресу. По крайней мере, пока в его карманах не заведется звонкая монета. Но адрес нужно было сохранить.

Ночевать в трактире было не в пример удобнее, чем под открытым небом или на холодном полу сарая. Комнату путники взяли самую простецкую и довольно маленькую. Устроившись на матрасе под шерстяным одеяльцем, Захар задул дешевую сальную свечу, и по темной комнате разлился запах гари. Трактирный кот, каким-то образом пробравшийся сюда, громко замурчал, устраиваясь под боком у Григория.

– Как тебе все это удается? – неожиданно для самого себя спросил у странника Захар.

– Чего? – сонным голосом переспросил Григорий.

– Ну, с волками там… – почему-то смущаясь, пробормотал ямщик и перевернулся на живот, чтобы видеть собеседника. – Про Аграфену эту… Тебе что, видения бывают или голос?

Захар чувствовал, что плохо понимает, как нужно говорить о таких вещах. Григорий приподнялся на локте, и недовольный кот свалился на пол.

– Не знаю, как и сказать, – прозвучал в темноте его низкий голос. – Навроде понимаю что-нибудь, и оно так и оказывается. Ярко очень бывает, будто прямо на солнце смотришь, и глаз не отвесть.

– Вроде как слепнешь от света этого? – хмурясь от попыток вникнуть, снова спросил Захар.

– Нет. Все вижу и любуюсь, – покачал головой Григорий. – Раньше не умел любоваться-то, мучился и плакал, бывало. В странствиях научился, а отец Макарий успокоил.

Захар промолчал и опустился обратно на свой матрас – вроде как ничего не понятно, а яснее стало.

Ранним утром оба путника, ставшие на время обозными кучерами, взобрались на предназначенную им телегу, запряженную парой гнедых тяжеловозов. Солнце еще не показалось из-за горизонта, а ворота постоялого двора были уже открыты для отправляющегося в путь обоза.

Длинноусый обозничий оглядел все телеги в количестве десяти штук и, гаркнув: «С богом!» – тронул первую подводу. Обоз медленно покатил по пустому утреннему городу, в котором еще мирно спали обе казанские барыни. Задумавшегося Захара привел в чувство Григорий, тыкающий его локтем и куда-то показывающий:

– Гляди, милой! Экая механизма! Я уж видел такие раньше, но все не пойму – как они не падают?

Захар проследил взглядом в том направлении, куда указывал паломник, и увидел катящего по боковой улочке человека на двухколесном велосипеде. Для провинциального городишки, далеко отстоящего от уездных центров губернии, это, пожалуй, было еще редкостью. В крупных губернских городах самокаты уже перестали быть развлечением для аристократов и входили в повседневную жизнь обычных граждан.

– Так это ж костотряс, – разочарованно бросил Захар. – Я в Тюмени такие видал. Говорят, несложно на них ездить, даже дети учатся.

– Дорогая, поди, механизма? – деловито осведомился крестьянин.

– Тебе-то зачем? Самокаты эти ломаются, чуть что. На лошади да пешком надежней, – удивленно покосился на Григория Захар.

Тот продолжал следить взглядом за велосипедистом, пока он не скрылся из глаз, и Захару ничего не отвечал.

Неспешное путешествие в обозе нельзя было назвать захватывающим. Захар считал верстовые столбы, которые отмеряли расстояние вдоль Сибирского тракта, и развлекался тем, что пытался подсчитать, как далеко еще до конечного пункта их путешествия. Распутин над ним подсмеивался, предлагая лучше считать телеграфные столбы, которые тянулись от самого города Семеновска и попадались гораздо чаще.

Из-за медленного продвижения и постоянных поломок в пути обоз быстро отстал от спешащих домой казанских барынь. Теперь на остановках в придорожных селах Захар выспрашивал у местного населения о проезжавшем тарантасе. В очередной раз убедившись, что с дамами ничего не случилось, и уточнив разделяющее их расстояние, он с новыми силами принимался за подсчеты.

Но на второй день путешествия произошло нечто странное, заставившее ямщика насторожиться. Расспрашивая о недавно проезжавших по дороге на Пермь двух женщинах, он услышал в ответ странный смешок.

– Что это они вам всем понадобились? – хмыкнул юркий маленький хозяин бакалейной лавочки. – Уже второй раз за неделю меня о них спрашивают.

– Кто еще спрашивал? И когда?

– Да мужик какой-то! – отмахнулся бакалейщик. – Вида не слишком благочинного – борода лопатой и рожа разбойничья. Был тут проездом, так же, как и вы, с неделю назад. Дамочек тогда этих я еще не видел. Так ему и сказал. Они только вчера тут объявились. Переночевали на постоялом дворе и дальше поехали.

– Кто ж такой он был-то? Назвался?

– Нет. Да я и не спрашивал, когда он мне целковый положил, – дернул бровью бакалейщик, напоминая о себе.

Захар полез в карман за мелочью, про себя удивляясь подозрительной щедрости неизвестного мужика.

После этого эпизода путешествие стало казаться ямщику просто невыносимо медленным. При каждой остановке он спешил разузнать, как обстоят дела у его барынь и не заметил ли кто-нибудь подозрительного мужика. Но больше Захару не везло столкнуться с теми, кого этот таинственный человек расспрашивал. Однако уверенность в том, что он здесь уже побывал, не оставляла молодого человека.

К тому же теперь в вечерних сумерках ему стало мерещиться, что кто-то преследует медленно плетущийся обоз. То какая-то неопределенная тень мелькала за деревьями на обочине, то трещали под чьими-то шагами ветки, хотя все обозники были при этом на виду.

Захар пытался обратить на это внимание Григория, но тот, удивительно чуткий в другие моменты, сейчас оставался глух и слеп. Паломник предпочитал заводить беседы о том, как дивно разливается свет на лесных холмах и как щемит сердце от открывающихся с вершин просторов. Это всегда заставляло Захара отступать.

Третья ночь застала припозднившихся путников в дороге, и обозникам пришлось разбивать лагерь под открытым небом. Товар в их подводах был не тот, чтобы опасаться грабителей: соль да вяленая рыба. Потому никаких особых мер для безопасности обозничий не предпринимал – только за порядком следил.