Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской

И все же, зачем мне надо красоваться перед негусом? Мы по делам приехали, вот и будем решать эти дела, а не моргать ресницами.

Достав свое единственное выходное платье, я критически осмотрела его. Кружева смялись, буфы висели, словно собачьи брыли, а подол следовало подшить. Достав иголку с ниткой, я усадила Агриппину за шитье, а сама занялась ботинками, которые тоже были не первой свежести.

Когда все мужчины собрались во дворе, я только доканчивала закалывать волосы. Но я быстро завершила свой туалет, натянула перчатки и вышла во двор. Меня встретили восхищенными возгласами.

— В путь, господа! С божьей помощью!

Аршинов вскочил на коня. Мы за ним. Особенно великолепно выглядел Сапаров, у которого к седлу был приторочен самовар. Агриппина накануне начистила его, и он блестел, как золотой.

Подъехав к высокому шатру, величиной с цирк шапито, мы спешились, и Аршинов зычно прокричал что-то по-амхарски. Я услышала только слово «Руссия». К нам подбежала толпа слуг: одни взяли наших лошадей под уздцы и увели. Другим мы вручили тюки с подарками. Сапаров самовар не отдал.

Подошел высокий эфиоп, наряженный в львиную шкуру, зеленое платье и белые узкие штаны. В руках он держал копье и круглый щит буйволовой кожи, украшенный орнаментом. Охранник жестом пригласил нас следовать за нами.

Идти было нелегко — все вокруг было раскопано, мощеной дороги не было.

— Что тут строят? — спросила я Аршинова.

— Дворец негуса, самый большой в стране.

— Понятно. Значит, он надолго решил тут расположиться.

Мы вошли под своды шатра, подпертые высокими бамбуковыми опорами. Резкий свет лился из прорезанных в стенках узких окнах. Повсюду висели львиные шкуры, подобные той, которая была надета на нашем сопровождающем. Полы были устланы мягкими коричневыми коврами с желтыми и голубыми геометрическими узорами.

Прямо напротив нас возвышался царский балдахин красного бархата. Балдахин венчала огромная корона, украшенная блестящими красными камнями.

Под куполом, на постаменте высотой в аршин, покрытый красно-золотой парчой, на троне с подушками сидел сам Менелик Второй, Негус негест, повелитель Тиграя и Шоа, Валло, Годжама и Аксума, главный настоятель монастырей Дебре-Дамо, Йемрахана-Кристос и Святой Мирьям в Лалибеле.

Внешне Менелик производил довольно приятное впечатление. Неопределенного возраста и очень темного цвета кожи: ему можно было бы дать и тридцать пять, и шестьдесят лет, на округлом лице не было морщин. Высокий рост несколько скрадывал полноту. На негусе был надет широкий халат, расшитый замысловатыми узорами, а на голове красовался широкий венец из кованых золотых и серебрянных пластин, украшенных резьбой.

Справа от трона стояли придворные в белых одеяниях шамма [30] Одеяние в виде тоги — как для мужчин, так и для женщин. из тканой кисеи и в накидках ярко-синего цвета, украшенных длинными висящими полосками кожи. Все они были босиком. А слева выстроились четыре итальянских офицера при полном параде.

Аршинов вышел вперед и громко произнес что-то на амхарском. Потом повернулся к казакам и махнул рукой:

— Давай, ребятушки!

Прохор и Григорий раскрыли тюки и достали оттуда большое расписное фарфоровое блюдо кузнецовского завода, штуку ситца, поставец с головой селезня и дюжину ложек — все хохломской работы, абашевские [31] Абашевская игрушка — русский художественный промысел, сформировавшийся в Спасском уезде, ныне Беднодемьяновском районе Пензенской области. расписные свистульки в виде коровок и круторогих баранов, и две бутылки водки.

И, наконец, осетин Сапаров торжественно поставил перед негусом сияющий самовар.

Подарки вызвали некоторое оживление. Придворные вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть невиданные вещи. От вида самовара по шатру пронесся вздох, и начались перешептывания. Даже итальянцы переглянулись.

Менелик сидел на троне, не шевелясь и не реагируя ни на что. Только его выпуклые глаза двигались, переходя от подарков на нас. Довольно часто его взгляд останавливался на мне. Он смотрел на меня пристально, но я не отводила взгляда, так как не собиралась склоняться перед человеком, пославшего на казнь законного принца.

Мы стояли, вытянувшись. Менелик молчал. Пауза затянулась.

Первым не выдержал Вохряков. Отодвинув в сторону Головнина, возле которого он стоял, чиновник вышел вперед, держа в руках письмо из канцелярии Министерства Иностранных дел и, поклонившись, протянул его негусу. Наперерез ему тут же бросился один из телохранителей, отобрал письмо и почтительно склонившись, положил его возле босых ступней Менелика. Вохряков вскипел:

— Приветствие его сиятельства, г-на Гирса! К ногам!

— Тише вы, — прошипел Аршинов. — Не видите, негус размышляет. Вас что, не учили перед поездкой абиссинскому этикету?

Менелик не шевелился. Не смотрел на письмо у своих ног, не обращал внимания на подарки. Только переводил взгляд с одного из нас на другого.

Когда молчание стало вконец невыносимым, вперед выступил монах Автоном и загудел:

— И возвед очи свои, виде мужа путника на стогнах градных, и рече муж старец: камо идеши и откуду грядеши? И рече к нему: грядем мы от Вифлеема Иудина даже до стран горы Ефремли, отонуду же аз есмь; и ходих до Вифлеема Иудина, и иду аз в дом мой; и несть мужа вводящаго мя в дом… [32] (Из книги Судей(Он, подняв глаза свои, увидел прохожего на улице городской. И сказал старик: куда идешь? И откуда ты пришел? Он сказал ему: мы идем из Вифлеема Иудейского к горе Ефремовой, откуда я; я ходил в Вифлеем Иудейский, а теперь иду к дому Господа; и никто не приглашает меня в дом.

Аршинов схватил монаха за руку и быстро заговорил, обращаясь к Менелику.

Негус что-то отрывисто произнес. Аршинов шумно вздохнул и между ними начался диалог. Никто из нас не понимал, о чем они говорят, но вдруг Менелик перешел на французский и произнес с тяжелым акцентом:

— Я приветствую вас, господа!

Этим тут же воспользовался Вохряков:

— Ваше величество, позвольте от лица официального представителя канцелярии Министерства Иностранных дел выразить благодарность за аудиенцию и вручить вам письмо лично от его сиятельства, г-на Гирса, министра иностранных дел, того, кто послал меня в вашу благодатную страну.

— Много слов, — буркнул Менелик и жестом приказал подать ему письмо. Сам даже не наклонился, наверняка, ему мешал живот, выпиравший из-под парчовой робы. — И я не "ваше величество". Мой титул: "Лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии". Запомни это и передай своему господину.

— Всенепременно… — залебезил Вохряков.

— Стража! — отдал приказ негус. — Заберите подарки, отнесите жене, пусть дети порадуются.