Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской

Издалека раздался дикий крик. Мы вскочили с мест.

Страшное зрелище предстало перед нами: огромное чудовище, крокодил гигантских размеров схватил Григория поперек туловища. Раздался жуткий хруст: дергающееся тело обмякло, пасть монстра обагрилась алым.

Один старик-эфиоп вскочил с места и закричал: "Танин!", а другой: "Атыкрав!". Они голосили недолго, потом упали и распластались на земле.

Первым опомнился Головнин. Он схватил ружье, прицелился, выстрелил, но пули отскакивали от бронированной шкуры пятиаршинного монстра. Автоном огромными скачками бежал навстречу крокодилу, занесенный для удара посох в его руках напоминал древнерусскую палицу.

Георгий резко развернулся и всадил нож прямо в кончик носа крокодила, который уже подбирался к нему. Животное разжало челюсти, из глаз полились слезы. Но Григорий не отставал — воткнул длинный кинжал сначала в правый глаз, потом в левый, но тут его нож сломался и остался торчать, погруженный по рукоятку в глазницу.

Но крокодил не умирал. Он не издавал ни звука, разевал пасть, из которой уже упал несчастный Григорий, загребал лапами и проявлял чудеса быстроты и натиска, Георгий еле успевал отскакивать в сторону.

— Монах, в сторону, стреляю! — кричал Головнин.

Тем временем ослепший крокодил сумел перекусить посох, которым его колол Георгий, теперь посох оканчивался острой зазубренной щепкой. И когда в очередной раз распахнулась зловонная пасть, полная зубов, острых, как лезвия, Георгий издал жуткий вопль и всадил посох в глотку ящера.

Подбежавший Головнин выстрелил в глотку, но и без пуль с крокодилом было покончено, он несколько раз конвульсивно дернулся и сдох.

Нестеров с Малькамо наклонились над несчастным Григорием, но тому уже ничем нельзя было помочь.

Мертвая рептилия поражала своими размерами. Крокодил был не зеленый, а какого-то бурого цвета с серыми проплешинами на боках. Шириной аршина в полтора-два, а в длину достигал десятка аршин. Клыки в пасти, желтые, размером с мою ладонь, торчали в несколько рядом. Лапы с мощными когтями держали многопудовую тушу.

— Григория похороним в деревне, — распорядился Аршинов. — Пусть Агриппина ухаживает за могилой. А ты, Георгий, молодец! Вылитый Георгий-победоносец. Экого дракона завалил!

Сзади неслышными шагами подошли старики-эфиопы и что-то произнесли. Я опять услышала слово «атыкрав».

— Что он говорит, Малькамо? — спросила я юношу, посеревшего от страха и напряжения сил.

— Они подошли потому, что запрет закончился. Боги приняли кровавую жертву, и страж убит.

— Какие боги? Они же православные.

— Все не так просто, Полин. Здесь до сих пор еще верят в духов рек и деревьев. Они же не настоящие абиссинцы, они — оморо.

Высокий старик продолжал сто-то говорить, качаясь на месте и воздевая руки к небу. Второй стоял рядом и подпевал тонким надтреснутым голосом.

Пришлось мне опять подергать Малькамо, стоявшего в забрызганной кровью шамме, чтобы он перевел мне слова стариков.

— Они говорят: идите в жилище танина, там сокровища.

— Где же его жилище? Под водой?

— Надо посмотреть, откуда он выполз.

— А вдруг его жилище под водой. Будем нырять? — спросил обеспокоенный Головнин.

— Надо будет, нырнем, — сказал Аршинов, как припечатал. Для спасения колонии он был готов на все.

— Не надо нырять, — Нестеров обошел вокруг чудовища, наклонился и покачал головой, — Это нильский крокодил, сrocodylus niloticus, и, на мой взгляд, самка. Просто гигантских размеров. Судя по тому, что она вылезла и так агрессивно набросилась, она сторожит кладку с яйцами.

— И где кладка?

— Обычно нильские крокодилы, у которых, кстати, репутация людоедов, живут долго, роют себе норы в нескольких метрах от воды и там откладывают яйца. Это бывает в зарослях тростника, из которого самки строят гнезда.

— Норы глубокие? — поинтересовался Головнин.

— Не очень. С аршин или даже меньше.

— Так что же, сокровища в норе? — озарила меня мысль.

— Все может быть, — пожал плечами Нестеров. — Для того, чтобы в этом убедиться, надо найти нору.

— Но как монахи могли спрятать рубины в норе крокодила-людоеда?

— Не всегда же она сидит в норе. Очень часто гнезда разоряют гиены, ящерицы, да и люди. Это происходит обычно в тот момент, когда самка вынуждена оставить гнездо, чтобы охладиться и поохотиться. Наверное, все и произошло в такой момент, просто монахи не разорили гнездо, а наоборот, подложили туда сокровище.

Малькамо начал расспрашивать стариков, переводя им слова Нестерова. Те одновременно закивали головами и показали в сторону тростника.

— Ну что ж, вперед, братцы! — приказал Аршинов. — Аполлинария Лазаревна останется тут.

— Почему это тут? — возмутилась я. — Я тоже хочу увидеть сокровища!

— Увидите еще. Если найдем.

И мужчины удалились в заросли тростника, идя по примятым следам. Я осталась со стариками и Автономом, молившимся около тела Григория.

Все же я не удержалась и пошла вперед, не обращая внимания на приказ начальника экспедиции. Неужели самое интересное произойдет без меня?

Заросли тростника неожиданно кончились, и мы оказались на песчаной насыпи, от которой доносилось резкое зловоние. Она вся была взрыхлена лапами крокодильей самки. В центре насыпи виднелся темный вход в нору.

— Кто у нас самый тонкий? — спросил Аршинов. — Надо залезть внутрь.

— Может быть, я? — я вышла вперед.

— Полина, — нахмурился Аршинов, — ваше сумасбродство начинает меня раздражать. Прекратите немедленно!

— Я пойду, — выступил вперед Малькамо. — Все же эти рубины принадлежат мне по праву, и я должен их найти самолично.

— Что ж, — согласился Аршинов, — иди, только будь осторожен. Арсений, в норе не может оказаться еще одного крокодила? Например, супруга этой красотки?

— Нет, не должно. Самцы обычно живут отдельно.

— Дайте мне пару раз выстрелить внутрь. Для вящего спокойствия, — Головнин вскинул ружье наизготовку.

— Неплохая идея, стреляйте, Лев Платонович. Надеюсь, рубинам пули не повредят.

Головнин выстрелил, из норы не было слышно ни звука.

— Ну, с Богом! — Аршинов перекрестил Малькамо и подтолкнул его к норе.

Юноша уточкой нырнул в темноту, а мы остались ждать. Я лишь молилась про себя, чтобы он вылез живым. Можно и без рубинов. Достаточно смертей и потерь!

Прошли томительные минуты. Вдруг послышался шорох, потом сдавленный вскрик и из норы выполз Малькамо. Лицо его было искажено от боли, так как в палец правой руки вцепился новорожденный крокодильчик, величиной не более ладони. Юноша сам не мог его снять, так как в левой руке он держал сундучок, покрытый грязью и нечистотами. Да и сам он выглядел не лучше — белая шамма, испачканная кровью, теперь вся была покрыта зеленой дурнопахнущей слизью.