Тьерри Можене - Манускрипт ms 408

— Великая тайна, — пробормотал Рудольф. — Возможно ли, чтобы она наконец раскрылась?

Начиная с этого дня разум его почти помутился. Знание было теперь настолько близко, что он в равной степени боялся как раскрыть секрет, так и увидеть, как оно ускользнет от него.

Император вошел в комнату, где вокруг стола собрались шестеро мужчин. Они передавали друг другу манускрипт, который пытались расшифровать. Когда появился монарх, все встали и на мгновение замерли в поклоне.

— Как подвигается работа? — спросил Рудольф.

Один из мужчин робко ответил:

— Ваше величество, использованный здесь шифр пока ускользает он нас.

— Сколько времени вам понадобится?

— Мы не знаем. Но к некоторым выводам мы уже пришли.

— Каким? — спросил Рудольф, усаживаясь и приглашая мужчин занять места вокруг стола. — Расскажите мне о ваших изысканиях. И не упускайте ни малейших деталей!

— Итак, Ваше величество, сначала мы подумали, что имеем дело с шифром, который мы называем «монозамещением Цезаря». Римский император в самом деле переписывался с Цицероном, заменяя каждую из букв своего письма другой, отстоящей в алфавите на три шага дальше. Так, если все А делались D, все В становились Е, имя CESAR превращалось в FHVDU. Теперь мы знаем, что этот прием, очень частый в письмах, перехваченных у наших врагов, не был использован Роджером Бэконом.

— Почему вы так в этом уверены?

— Мы только что изучили предыдущее произведение Роджера Бэкона: «Общая физика», написанное на латинском языке, и установили, что буквы N, U, S, А, Е, I, Т повторяются наиболее часто. Таким образом, мы подумали, что, заменяя символы, которые были использованы чаще всего в зашифрованном манускрипте, теми же буквами латинского алфавита, мы продвинемся в получении текста, который сможем прочитать. Но этот прием оказался безрезультатным. Тогда мы повторили эту операцию с английским, французским, немецким, итальянским и греческим языками, и снова безуспешно.

— Какие еще идеи вы разрабатываете?

— Если слова, полученные таким образом, не имеют никакого смысла, это происходит, вероятно, оттого, что речь идет об анаграммах. В этом случае нам понадобится несколько лет, чтобы их расшифровать.

— Несколько лет! — не удержавшись, повторил Рудольф.

— Да, Ваше величество. Вспомните, чтобы расшифровать одну-единственную фразу, посланную Галилео Галилеем вашему новому астроному Иоганну Кеплеру: SMAISMRMILMETOETALEUMIBUNENTVGTTAVRIAS, — нам понадобилось много недель, прежде чем мы разгадали следующее сообщение: ALTISSIMUM PLANET AM TERGEMINUM OBSERVAVI. Это означало, что Галилею удалось наблюдать Сатурн в тройной форме. Тем не менее, если перед нами вновь анаграмматическая конструкция, возникает новый вопрос: в каком направлении читать манускрипт?

— Вы хотите сказать, что он может читаться справа налево или даже менять направление в конце каждой строки по примеру первой греческой письменности?

— Да, Ваше величество, если только не вертикально или наискосок.

— Как это?

Чтобы пояснить свои слова, мужчина взял перо и набросал на листе бумаги следующие буквы:

— Взгляните на этот пример, Ваше величество. Эти буквы, не имеющие явного смысла, на самом деле являются составленным на латинском языке выражением убеждений, которое тайно использовалось первыми христианами. Это сообщение, которое прекрасно знал Роджер Бэкон, ссылается на Библию и напоминает о существовании единого Бога, в противоположность языческим верованиям. Здесь используются разнообразные шифры и направления чтения. Сначала мы имеем дело с анаграммой PATER NOSTER. И эти же самые буквы образуют новое значение, которое можно расшифровать различными способами. Если вы читаете вертикально и горизонтально третью строку этого сообщения, то получаете латинское слово «tenet», означающее «он держит» или «она держит», которое соотносится с христианским крестом, представленным расположением тех же самых букв:

— То же самое и с другими словами, которые можно прочитать по горизонтали, вертикали, снизу вверх, сверху вниз или даже наискосок, если принять во внимание, что крест, образованный словом «tenet» и окруженный буквами А и О, которые означают Альфу и Омегу, то есть начало и конец, единого Бога — так, как об этом говорит Апокалипсис.

Заканчивая фразу, мужчина начертил перед Рудольфом следующие буквы:

— Таким образом, — приуныв, пробормотал Рудольф, — интересующий нас манускрипт может содержать разнообразные шифры, но его язык и алфавит пока еще остаются неизвестными, что осложняет нашу задачу. Сколько лет понадобится, чтобы найти ответы на все эти вопросы?

Затем подумал мгновение и, поднимаясь, сказал:

— Вас не так много, чтобы изучить все эти пути. Соберите всех ученых моего двора: еретиков, которых я защищаю от инквизиторов, алхимиков, старших ботаников, а также астрологов и философов. Пусть они немедленно оставят свои занятия и посвятят отныне все свое время расшифровке манускрипта брата Роджера Бэкона!

Направив «Шевроле» на Бликер-стрит, Маркус Коллерон узнал силуэт Томаса Харви. Профессор прятался от дождя под зонтиком. Поравнявшись с ним, агент ФБР прочитал некоторое удивление во взгляде учителя.

— Чего вы ожидали? Новехонькой машины, только что покинувшей гараж ФБР?

Томас, не ответив, уселся в машину. Огибая Вашингтон-сквер и поднимаясь в северном направлении, Маркус добавил:

— Я ненавижу безликие служебные машины. Этот старый помятый «Шевроле» хранит воспоминания обо всех моих расследованиях. Мне нравится снова и снова вдыхать его табачный запах, смотреть на пятна от кофе.

— Куда именно мы направляемся? — в конце концов спросил его бывший профессор.

— На юг Олбани, — лаконично ответил агент, прикуривая сигарету.

Немного погодя, в то время, как автомобиль пересекал Гудзон, Маркус включил лазерный проигрыватель. Несколько аккордов пианино предварили вступление саксофона-тенора, тотчас заглушённого пронзительным соло трубы.

— Помните этот диск? — спросил Коллерон мгновение спустя.

— Да, конечно… Майлз Дэвис в Карнеги-Холле в мае 1961 года. Думаю, это я впервые дал вам его послушать.

— Да, пятнадцать лет назад. Мы ходили в Брасс Клуб слушать квинтет одного английского трубача и остановились возле продавца компакт-дисков на Томпсон-стрит… Помню еще наш разговор в тот вечер. Вы сказали, что музыка может влиять на наш образ мышления и что джаз, несомненно, является одним из самых интуитивных и спонтанных способов выражения мысли, позволяющий сознанию освободиться от оков, чтобы позволить родиться новым философским идеям. Видите, с той поры я ничего не забыл…