К. Харрис - Когда умирают боги

— Портланд рассказал мне, что вы согласились помочь докопаться до правды о том, что случилось с бедняжкой Гиневрой, — прощебетала Клэр. — Как это галантно с вашей стороны.

Себастьян, расправив полы сюртука, уселся на ближайший диван.

— Я что-то не припомню, — сказал он, обращаясь к леди Портланд, — вы были на музыкальном вечере у принца в прошлую среду?

Она слегка дернула плечиком.

— Слава богу, нет. У меня разболелась голова, и я решила никуда не выходить.

— Но вы были в Брайтоне.

— О да. — Она наклонилась вперед, словно собиралась сообщить какую-то тайну. — Лично я нахожу этот город ужасно скучным. Но теперь, когда Принни провозглашен регентом, я боюсь, что мы все обречены следовать за ним туда каждое лето.

Снова откинувшись назад, она пригвоздила его острым взглядом и сказала:

— Это правда, что говорит Портланд? Простой народ действительно думает, будто принц убил бедняжку Гин?

Себастьян бросил взгляд на притихшую возле холодного камина Моргану.

— Мой жизненный опыт говорит, что большинство людей верят в то, во что их заставляют верить, — сказал он.

Лицо у леди Куинлан оставалось непроницаемым, а Клэр Портланд недоуменно склонила головку набок, словно не знала, как это понять. Глядя в ее ясные васильково-голубые глаза, Себастьян вдруг спросил самого себя, насколько откровенен лорд Портланд со своей хорошенькой молодой женой. Она производила впечатление невинности и веселости, бесхитростного легкомыслия и беспомощности, что большинство мужчин находят привлекательным. Но Себастьян знал, что именно этого эффекта и добиваются многие особы женского пола — сознательно обманчивая наружность, за которой скрывается острый и расчетливый ум. Клэр Портланд была в первую очередь дочерью леди Одли. А эту даму никто не рискнул бы назвать глупенькой или беспомощной.

Хорошенькая молодая жена лорда Портланда пробыла еще несколько минут, после чего поднялась, как требовали приличия, и ушла. Тем не менее, когда она прощалась, Себастьян заметил, что, несмотря на всю ее милую экспансивность, они с хозяйкой дома украдкой переглянулись. Этот взгляд говорил о намерении позже обсудить с глазу на глаз визит Себастьяна, а также намекал на существование давнишней тесной дружбы. Виконт никак не ожидал, что некрасивая, весьма серьезная Моргана дружила с этой легкомысленной особой, ровесницей, если не моложе, убитой маркизы, с которой, по словам Морганы, у нее не было почти ничего общего.

— Зачем вы этим занимаетесь? — спросила Моргана, вперив в Себастьяна задумчивый взгляд, как только лакей проводил гостью. — Во всяком случае, не из любви к принцу-регенту, что бы там ни думала Клэр.

Себастьян в притворном изумлении поднял брови.

— Леди Портланд в самом деле так думает?

Хозяйка дома слегка изменилась в лице, но Себастьян не понял почему. Она откинулась на стуле и разгладила юбку на коленях.

— Вы, очевидно, пришли для того, чтобы спросить меня о чем-то. О чем же?

У великосветской дамы не спросишь прямо, как звали любовника ее сестры. Себастьян начал издалека.

— Как, по-вашему, маркиза была счастлива в браке?

Ее глаза понимающе сверкнули.

— Осторожничаете, да? На самом деле вы хотели спросить, был ли у Гиневры любовник и как его звали. Ответ на первый вопрос — возможно. Но на второй вопрос я должна, к сожалению, ответить, что не знаю. Она не стала бы доверять мне его имя. Как я уже вам говорила, мы с Гиневрой не были настолько близки, чтобы откровенничать.

— Тем не менее вы знали о ее детской привязанности к Вардану.

— Ну, это секретом не назовешь. Если Гиневра изменяла мужу, то даже у нее хватило бы ума проявлять осторожность.

— А кому она могла довериться? Была у нее близкая подруга?

— Если и была, то я о ней не знаю. Она всегда держалась особняком, наша Гиневра.

К своей досаде, он услышал, как внизу застучал дверной молоток, провозглашая прибытие очередного визитера, явившегося выразить свои соболезнования леди Куинлан в связи со смертью ее сестры.

— У маркизы было ожерелье, — сказал Себастьян, — серебряный трискелион на диске из голубого камня. Вам чего-нибудь о нем известно? Это старинное украшение, сделанное задолго до семнадцатого века.

Леди Куинлан покачала головой, лицо ее оставалось бесстрастным. То ли она действительно ничего не знала об ожерелье, то ли умела прятать свои мысли и чувства лучше, чем он предполагал.

— Нет. В детстве у нее была нитка жемчуга и пара небольших брошек, некогда принадлежавших ее матери, но больше ничего, насколько я знаю. Вы говорите, оно из серебра? Было бы странно, если бы ей подарил его Англесси. Если только речь не идет о фамильном украшении, разумеется. — Ее губ коснулась легкая улыбка. — Хотя и этом случае вы бы не стали задавать мне этот вопрос.

Новые визитеры уже были на лестнице. До Себастьяна доносилась тяжеловесная поступь матроны и легкие шаги женщины помоложе, вероятно, ее дочери.

— Вы случайно не знаете, что заставило вашу сестру поехать в Смитфилд на прошлой неделе? — спросил Себастьян, собираясь уходить.

— Смитфилд? — Она поднялась вместе с гостем. — Боже, какая дыра. Нет, не знаю.

Стоя рядом, Себастьян вновь обратил внимание на необычайную рослость Морганы Куинлан, которую она, как и ее сестра Гиневра, унаследовала от отца. Возможно даже, Моргана была выше — во всяком случае, крупнее — своей сестры.

Она никак не могла оказаться хозяйкой зеленого атласного вечернего платья, как и Клэр Портланд.

Зеленое атласное платье все никак не шло у него из головы, и это его мучило.

Вернувшись к себе домой на Брук-стрит, Себастьян решил отвезти платье к Кэт и послушать, что она сможет о нем рассказать.

— Велите Тому запрячь двуколку, — бросил Себастьян, отдавая своему дворецкому Моури шляпу и трость.

— Простите, милорд, — ответил Моури, — но юный Том еще не вернулся.

Себастьян нахмурился. Солнце уже стояло низко над горизонтом, а ведь он предупреждал мальчишку не задерживаться в Смитфилде после сумерек. Виконт направился к лестнице.

— Тогда пусть двуколкой займется Джайлз.

Моури отвесил величественный поклон и удалился.

Через полчаса, переодевшись в вечерний наряд и усадив конюха Джайлза позади себя, Себастьян спрятал коричневый сверток с зеленым атласным платьем под сиденье кучера и направил гнедых к Ковент-Гардену. Заходящее солнце разукрасило небо длинными оранжевыми и ярко-розовыми полосами. Движение на улицах было интенсивным. Среди громоздких фургонов угольщиков и торговцев протискивались элегантные ландо и коляски великосветских бездельников, направлявшихся кто в оперу, кто в театр, кто в карточные клубы, кто на званые обеды и суаре, которыми они заполняли свои вечера. Попадались на улицах и одинокие всадники: модные щеголи и кожаных бриджах и сапогах с высокими белыми голенищами, чистокровные скакуны подними вышагивали гордо и красиво; деревенские помещики в старомодных сюртуках на крепких лошадках, годных в хозяйстве… и один всадник в коричневом пальто на неприметной серой лошадке, который держался на расстоянии, но не упускал из виду Себастьяна, даже когда модные районы остались позади и двуколка виконта выехала на Сен-Мартинз.