Филипп Ванденберг - Тайна предсказания

Леберехт с недоверием следил за игрой пальцев Кассандры и, когда она вдруг замолкла, спросил:

— Что вы можете узнать по этому выступу, говорите!

Старуха покачала головой и, помедлив, ответила:

— То, что вас ожидает, не назовешь счастьем. Трещина в печени предвещает большие перемены в…

— Что с Мартой? — нетерпеливо вскричал Леберехт. — Она…

— Мертва? Она еще среди живых. — Окровавленным указательным пальцем Кассандра провела вдоль темных и светлых полос, покрывавших поверхность печени таинственным узором. — Близкая вам женщина живет скрытно, но…

— Где я могу найти ее, где?

Кассандра хлопнула ладонью по печени, словно хотела пробудить орган к жизни.

— Ответ на этот вопрос — за пределами моих способностей. Могу сказать лишь одно: ваша женщина находится ближе, чем вы думаете.

Сказав так, она бросила печень в глиняную миску и протянула Леберехту открытую ладонь, на которой еще подсыхала кровь.

— Я голодна, — неожиданно сказала она.

Леберехт, подавив отвращение, вложил в костлявую ладонь две монетки и удалился.

На срочную консисторию, которая состоялась на следующий после Благовещения день и которая по воле Папы была секретнее секретного (и потому осталась не упомянутой ни в одной хронике), Пий V пригласил господ кардиналов, монсеньоров, духовные советы курии, а также аудиторов, референдариев, профессоров и монахов, на чью скромность он мог рассчитывать. Собрание было назначено в Сикстинской капелле, в месте, наилучшим образом подходившем для обсуждения серьезной темы.

Перед алтарем, у подножия "Страшного суда" Микеланджело, восседал в высоком кресле Пий V, справа от него находился стул, а рядом, как это принято в консистории, полукругом располагались скамеечки кардиналов. За ними, вторым рядом, — сиденья с блестящей золотой обивкой для низших сановников и светских членов консистории, обращенные к Pontifex maximus.

Еще до того как начался разговор на тему дня, то есть о finis mundi (слова "конец света" в эти дни никто из помазанных не отваживался произнести), кардиналы и Иоганнес Кустос, церемониймейстер Папы, так сцепились, что Пий V призвал их к сдержанности, поскольку громкие крики могли сорвать тайное собрание.

Причиной разногласий был тот самый стул по правую руку от Папы, который подобало занять самому высокому по рангу члену курии и на который претендовал его высокопреосвященство Клаудио Гамбара — кардинал, государственный секретарь, префект конгрегации спасительного учения, титулярный архиепископ Нолы и тайный камергер его святейшества. Он как раз поцеловал руку Папы и, допущенный к целованию уст (со времени понтификата Пия V неловкий поцелуй ноги не практиковался), уже собирался занять место на стуле. Но длинный, как жердь, Фредерико, кардинал Капоччио, титулярный архиепископ Ст. Мало, просекретарь конгрегации по исследованию finis mundi и старший по службе среди служителей курии, разгадал намерение Гамбары и заявил о своих претензиях на это место, громко запротестовав (как полагалось в присутствии Pontifex maximus, на латыни: "Cede, cede!" [101] Проваливай! (Примеч. автора.) ).

Проворно, насколько позволял его преклонный возраст, он схватил руку Папы для поцелуя, отвергнув милостиво предлагаемый поцелуй в уста, так что Пий V некоторое время пребывал в тщетном ожидании, и опустился на стул еще до того, как Гамбара смог оспорить его ранг своей задней частью.

— Cede, cede! — кричал со своей стороны Гамбара, нависая над Капоччио и взмахивая своей затканной золотом столой, словно это была тяжкая палица-моргенштерн. Тотчас же среди приглашенных на тайную консисторию образовались две группы, приверженцы которых, позабыв о серьезности положения, с большой страстью высказывались по поводу возникшего конфликта.

Даже Папе не удалось добиться внимания; его краткая молитва "Quod Deus bene vertat!" [102] Да обратит Бог все во благо! (Примеч. автора.) смолкла, как глас вопиющего в пустыне. И пока его святейшество собирался совершить великий экзорцизм, который знал бегло и наизусть, и протянул обеим враждующим партиям свой золотой нагрудный крест (впрочем, ему пришлось признать тщету этих усилий), церемониймейстер Иоганнес Кустос в величайшем отчаянии подал Папе дымящееся кадило, сам не зная, какую цель он этим преследует.

В своей беспомощности Пий V начал размахивать кадилом в направлении врагов. При этом он взволнованно выкрикивал: "Ab illo honedicaris cuius honorem cremaveris!" [103] Будь благословен тем, в честь кого ты горишь! (Примеч. автора.)

Сила его слов, а возможно, и то, что освященный дым щипал глаза бойцовым петухам, вынудили кардиналов Гамбару и Капоччио оставить друг друга в покое. Они надрывно кашляли, и церемониймейстер воспользовался возможностью унести стул с папского возвышения и установить его в центре полукруга.

Когда дым рассеялся, Папа встал, произнес благословение и объявил отпущение грехов на сто лет, которое было повторено все еще возмущенным государственным секретарем Гамбарой по-итальянски, Иоганном Кустосом — по-французски, патером Ганцером от миноритов — по-немецки, после чего низшее духовенство, в том числе и специалисты по основной проблеме, разразились хором a capella [104] Без сопровождения. (Примеч. автора.) "Ессе sacredus magnus " [105] Воззри, высокий священник! (Примеч. автора.) и допели его до конца.

Затем последовали чтения ко дню Богоявления, которые были лично установлены Пием V и исполнялись духовенством по мере повышения их куриальных постов: первое — аколитом, второе — аудитором, третье — одним из папских субдьяконов, четвертое — монсеньором Пачиоли, как более молодым пресвитером, пятое — кардиналом Капоччио, как меченосцем, шестое — Гамбарой (тот самодовольно улыбался, поскольку обошел Капоччио), седьмое — канцлером Ровере; восьмое его святейшество оставил за собой. Когда Пий V закончил, он бросил умоляющий взгляд на своего церемониймейстера Иоганнеса Кустоса, как будто во время церемонии он запамятовал истинную причину этого тайного собрания.

Кустос спас положение: прикрывшись ладонью и отведя взгляд, он шепнул его святейшеству: " Finis mundi! Finis mundi!"

Но прежде чем Папа взял слово, по обыкновению дерзко поднялся Доменико, кардинал Исуальи из Монте Марано, о котором никто не знал, как ему досталась эта служба. Он посетовал на перевес низшего клира и мирских референтов на данной консистории: тринадцать присутствующих кардиналов составляли меньшинство, к тому же один из них и вовсе был глухонемым.

Последнее замечание было неуместным и даже злобным, поскольку каждый в коллегии кардиналов, включая и Папу, знал, что он имел в виду Франческо, кардинала Варезе, который вовсе не был глухонемым, но после того, как Исуальи в споре за обладание куртизанкой Маргеритой де Лола выкинул его из окна, тот, помимо прочего, лишился речи, однако слышал очень даже хорошо.