Иван - Бернард Найт

Ивлин ощутила трепет в груди и, подобно Томасу де Пейну, необъяснимое желание перекреститься. Неужели человек, держащий ее под руку, опасный еретик, антихрист?

Но у девушки была сильная воля, и она решила взять быка за рога.

— Какое отношение это имеет к тамплиерам — и к тому, что вы заехали так далеко, до самого Девоншира, после того как оставили орден? Я думала, что звание тамплиера — это на всю жизнь.

— Так и должно было быть, Ивлин. Но я и несколько других узрели другую истину, о которой даже мы не должны были и подозревать. Когда в начале этого века был основан наш орден, в Иерусалиме нашли нечто такое, что необходимо было скрыть любой ценой. Я не посвящен во все подробности, известные лишь Великому Магистру и нескольким кардиналам в Риме. Неизвестно, то ли именно

тамплиеры первыми обнаружили эту тайну, то ли они были поспешно организованы Сионским орденом, с тем, чтобы выяснить все подробности и затем скрыть их.

Ивлин пришла в замешательство.

— Вы утверждаете, что стали беглецом, потому что приобщились к запретному знанию?

— Именно так. И они боятся, что я и кое-кто еще поделимся своим знанием с миром.

В его глазах вспыхнул огонек, а голос слегка задрожал. На мгновение Ивлин подумала, что ее собеседник, возможно, немного не в себе.

— И как первые тамплиеры обнаружили эту тайну? И в чем она, собственно, состоит? — спросила она, обмирая от ужаса ожидания, что в ответ грянет гром небесный.

Лицо француза скривилось в гримасу боли. Его явно терзали противоречивые чувства.

— Я разрываюсь между взятым обетом повиновения и правом всех людей на свободу совести, не ограниченную слепой верой. Одна часть меня зажата в тисках строгих повелений, которые мне вбивали в голову с самого детства, и все же я вижу все больше достоинств в гностическом способе мышления — как и многие другие тамплиеры во Франции, сочувствующие катарам. Мне следовало бы набраться мужества и поведать правду всему миру. И все же я боюсь.

Ивлин начало казаться, что своими ответами Жильбер намеренно уводит ее все дальше от понимания.

— Но что же они нашли, эти первые тамплиеры? — настаивала она.

— Им отвели часть дворца, построенного на руинах храма Соломона, разрушенного римлянами во время разгрома иудеев. Несколько тамплиеров многие годы занимались раскопками в подземных коридорах. Там, по поверью, находились конюшни Ирода — и то, что они там нашли, было перевезено в условиях величайшей секретности в южную Францию. Через девять лет после основания ордена первые девять тамплиеров навсегда вернулись во Францию.

И снова ему удалось ответить ей, не сказав ничего существенного. Ивлин попробовала зайти с другой стороны:

— Похоже, южная Франция занимает очень важное место во всем этом, сударь, — заметила она. — И именно там живут эти катары, о которых вы говорите. Там находятся поместья этого друга-тамплиера, которого вы ожидаете. Я однажды слышала от неосторожного монаха, что была даже теория о том, что Иосиф Ариматейский и Мария Магдалина побывали в этих местах после смерти нашего Спасителя, так как именно там было пристанище для многих евреев, бежавших из Святой Земли. Де Ридфор сухо рассмеялся.

— Побывали? Разве только это? Она переехала туда жить, взяв с собой Грааль! Лангедок — это новая Святая Земля, что придает еще больше трагизма тому, что очень скоро возмездие падет на тысячи ее обитателей.

Ивлин ничего не могла понять в перескакивающих с одного на другое туманных ответах де Ридфора. Когда они уже входили во двор поместья, девушка сделала последнюю попытку.

— Но как могло что-то, найденное в том фундаменте, пошатнуть устои нашей святой церкви? — промолвила она, охваченная внутренней дрожью.

Де Ридфор отпустил ее руку и указал на оставшуюся у них за спиной церквушку.

— Что мы только что делали во время мессы? — угрюмо спросил он. — Мы причащались к плоти и крови воскресшего Христа, совершали обряд, являющийся ядром, самой сутью святой римско-католической церкви. Если подорвать эту самую святую веру, тогда тысяча лет, прошедшие после того как Павел сделал Рим центром христианской вселенной, обратятся в прах.

Они свернули в ворота, и Ивлин, которой стало не по себе настолько, что она уже начинала бояться этого странного, загадочного человека, убежала, чтобы рассказать обо всем матери.

Утро четверга, семнадцатого дня марта, было холодным и ветреным. Нежное дыхание весны оказалось лишь обманом, как это обычно бывало в западной части Британских островов.

Перекусив миской горячего бульона и ломтем хлеба, де Вулф пешком отправился в замок. Одина пришлось оставить у кузнецов, где ему меняли подковы. Коронер двигался размашистым шагом, борясь с порывами ветра, который старался сорвать с него поношенный плащ, время от времени бросая в лицо пригоршни дождя. Тарахтели под ливнем крыши палаток уличных торговцев, а сами торговцы, завернувшись в плащи и накидки, ждали, когда покупатели отважатся бросить вызов стихии.

Де Вулф с удовлетворением отметил, что нога уже почти не беспокоит, исчезла ноющая боль, мучавшая его на протяжении многих недель. Он вспомнил вчерашний вечер, который скучно, но, к счастью, спокойно провел в обществе Матильды у домашнего очага. Вчера ей не нужно было идти на службу в храм, и супруги поужинали относительно спокойно. У коронера не было желания отправляться в «Ветку плюща», поскольку он знал, что Неста пошла на собрание хозяев постоялых дворов, чтобы обсудить повышение цен на ячмень и то, как это должно отразиться на цене продаваемого ими эля.

Из-за скудного прошлогоднего урожая и огромного спроса на зерно, которое нужно было королю для его армии во Франции, стали расти цены на многие продукты. Это еще более усилило недовольство населения, которое и так уже было не в силах выносить непомерные подати. Де Вулф опасался даже, что подобные настроения смогут подвигнуть принца Джона на новый заговор против своего отсутствующего брата-короля.

Дороговизна и явилась одной из тем довольно скованной беседы между де Вулфом и Матильдой, когда они сидели после ужина перед камином. Джон распечатал флягу с вином, и под влиянием спиртного супругам удалось немного расслабиться — в последнее время Матильда, похоже, все чаще и чаще была не прочь выпить пару стаканчиков. Как и следовало ожидать, разговор зашел о Жильбере де Ридфоре, и Джон рассказал жене о том, что Томасу удалось узнать об аббате Козимо и о приезде трех тамплиеров. Судя по всему, Матильду искренне заботила судьба рыцаря, и она даже согласилась, пусть и не очень охотно, с тем, что де Вулф поступил правильно, спрятав де Ридфора в Стоуке. Более того, она поведала и еще кое-какие сплетни, почерпнутые ею из разговоров с любопытными прихожанами церкви св. Олафа, которая находилась в нескольких сотнях шагов от монастыря св. Николая.