Лесли Силберт - Интеллидженсер

— А может быть… — Голос Кейт замер, и она осмотрела следующие несколько страниц. Они также выглядели неряшливее первой, с более простыми знаками, с разными почерками и без лимонной тайнописи.

Осмотрев пятую страницу, она кивнула.

— Да, я практически не сомневаюсь, что все это подлинные елизаветинские шифры. Некоторые значки мне знакомы. Вот этот, — она указала на «о» с торчащим из него крестом — я встречала, и он обозначал Францию. А вот этот — Испанию, — продолжала она, указывая на цифру «4», снизу подчеркнутую. — А вот эта вертикальная стрелка означает Англию.

Подняв глаза, Кейт заметила, что две девочки-подростка щурятся на нее поверх своих чашек, а пожилая дама за соседним столиком следит за ней, надкусывая булочку. С большой неохотой она закрыла манускрипт и сказала, понизив голос:

— Похоже, что это сборник сообщений секретных агентов шестнадцатого века.

— Странно, что мой преподаватель…

— Шпионаж — это довольно редкая и непрестижная академическая специальность.

— Хм-м. Но пусть даже так, я все равно не понимаю, почему кто-то хотел украсть именно его, хотя многие вещи в моем доме должны стоить много больше. На столе в холле лежали ключи от моей машины… рядом с брильянтовыми запонками. Вор к ним не прикоснулся. Бред какой-то.

Если только… Стараясь сохранять хладнокровие, Кейт перевела дух.

— Но это, вполне возможно, не простые разведывательные донесения. После смерти Уолсингема в 1590 году его секретный архив исчез, и елизаветинцы, как и ученые теперь, подозревали и подозревают в этом Фелиппеса. Архив, безусловно, имел огромную ценность. Сеть соглядатаев Уолсингема могла дать сто очков вперед подручным Д. Эдгара Гувера. Секреты, скандалы, что-либо чем-то подозрительное — что ни назовите, они это вынюхивали. На протяжении десятков лет. И соль в том, что архив так найден и не был. Быть может…

— Погодите. Вы не поясните? Почему такой ажиотаж со шпионажем именно тогда?

— Как у вас обстоят дела с английской историей?

— Хреновато, — признался Медина. — Наполовину я действительно англичанин, но рос в Испании… и никогда книгочеем не был.

— Ну, протестантскому правительству Елизаветы Первой со всех сторон угрожали католики, как извне, так тем более изнутри. Заговоры католиков зрели все время, обычно включая и местных, и заграничных игроков. Особенно испанских. И еще Папа — он издал буллу, приказывавшую его пастве принимать все меры, чтобы избавиться от Елизаветы.

— Следовательно, находилось очень много людей, пытавшихся ее убить.

— Вот именно. И к восьмидесятым годам шестнадцатого века Уолсингем наконец убедил ее в необходимости расходовать деньги на шпионаж. И вот впервые в английской истории королевское казначейство начало оплачивать счета разведки, и Уолсингем обрел возможность расширить свои операции. Опираясь на Фелиппеса, он создал широкую сеть соглядатаев и шпионов — или интеллидженсеров, как их тогда называли. Иногда его люди использовали для вербовки угрозы и запугивания, но чаще достаточно было обещать денежное вознаграждение. В результате Уолсингем получил возможность вычесывать предателей и изменников таким частым гребнем и с такой полнотой, что Джо Маккарти позеленел бы от зависти. Его люди наскребали столько грязи на кого угодно, что в любое время располагали возможностью пригрозить почти всякому, что погребут его под ней с головой.

— На редкость заманчивая обстановка, — заметил Медина сухо.

— Согласна. Когда речь заходит о елизаветинской Англии, людям обычно вспоминаются Шекспир и королевские празднества. Но блеск маскировал страшное полицейское государство. Никакого понятия о принципе невиновности, пока вина не доказана. Если речь шла о безопасности королевы, достаточно было подозрений. А потому утверждения доносчика — разоблачителя тайн и грехов — могли отправить вас в застенок вот так… — закончила Кейт, щелкнув пальцами.

— Вы сказали, что архив Уолсингема после его смерти исчез?

Кейт кивнула.

— Более чем на четыреста лет.

— И вы думаете…

Я думаю, этот манускрипт может содержать доказательства, что архив забрал Фелиппес. Что он просеял десятилетиями накапливавшуюся писанину, отобрал наиболее сочные доносы, переплел их, и пожалуйста — «Анатомия Тайн». Сборник информации, столь же опасной для елизаветинской аристократии, как гуверовские папки для политиков США. В качестве исторического памятника «Анатомия» могла и не быть самой большой ценностью в вашем доме, но мне представляется, что вора ее продажная цена не интересовала.

— Не понимаю?

— Ну, любой специалист по Возрождению был бы рад заполучить ваш манускрипт. Опубликуйте сенсационную монографию и прославьтесь. Однако в большинстве своем кабинетные ученые отличаются мягкими манерами и не склонны к взломам или к использованию профессионалов…

Кейт на несколько секунд уставилась в пространство.

— Может быть, что-нибудь в нем остается опасным для кого-то и теперь. Ну, например, доказательство, что предок какого-нибудь нынешнего герцога был незаконнорожденным, и потомок потеряет фамильное поместье, если это обстоятельство выплывет наружу.

— Да, это уже кое-что и более того.

— Еще бы! А поскольку о вашей находке мало кому известно, будет несложно…

Тут официант поставил на столик трехъярусный серебряный поднос, нагруженный фигурной сдобой и треугольничками канапе, а также заварочные чайнички и чашки.

Кейт поблагодарила его и снова обернулась к Медине.

— Вы не могли бы рассказать мне поподробнее о вчерашнем взломе?

— Было начало вечера, — сказал он, протягивая руку за лебедем с кремовой начинкой. — Полиция полагает, что он проник в дом через заднее окно. Я оставил некоторые открытыми… в моем новом доме в Белгрейвии.

Кейт прекрасно знала его квартал — как-то неделю вела там наблюдения. На расстоянии броска камня от Букингемского дворца, район этот застраивался богатыми для богатых в начале XIX века. И остался приютом ультрафешенебельности, где происходило смешение старых и новых денег.

— Вы переехали туда недавно? — спросила она, наливая себе чаю.

Пережевывая лебедя, Медина кивнул.

— До установления новой сигнализации, когда я уезжаю, я вызываю охранника. Он позвонил в полицию, едва услышал шум. Они не слишком поторопились, но это значения не имело: вскрыв мой сейф, вор расположился отдохнуть. Вы не поверите — налил себе коньяку.

— Но причина его смерти?

— Он был вооружен. Когда мой охранник открыл дверь и увидел нацеленный в него пистолет, он выстрелил. Разумеется, целился в плечо, но под таким углом…

— Полиция его опознала?

— Пока еще нет.

— Отпечатки его пальцев проверены?