Стивен Сейлор - Римская кровь

— Левая. Ты уверен?

— Смешно и только! — взвизгнула старуха. — Этот маленький недоумок ничего не знает! Он волочил правую ногу, правую!

Слова были произнесены прежде, чем она спохватилась. Она прикрыла рот рукой. Мое лицо расплылось в торжествующей усмешке, но старуха одарила меня леденящим взглядом Медузы Горгоны. Улыбаться расхотелось. Какое-то время она пребывала в замешательстве, потом перешла к решительным действиям. Она вихрем вылетела на улицу, схватилась за ручку широкой двери и, протопав обратно в лавку, закрыла ее за собой. Дверь описала широкую дугу, и Тирон едва успел посторониться.

— Мы откроемся снова, — прокричала она, обращаясь неведомо к кому, — когда этот сброд уберется с улицы! — Дверь закрылась за ней без особого шума, но с двусмысленным треском и стуком.

— Левая, — повторил я, оборачиваясь к мальчику. Он кивнул. По его щеке скатилась слеза; он яростно смахнул ее рукавом. — А рука, какой рукой он наносил удары? Подумай!

Казалось, Эко вглядывался в глубокую, глухую бездну, разверзшуюся под кровавым пятном на мостовой. Медленно, как будто в трансе, он переложил кинжал из правой руки в левую. Глаза его сузились. Его левая рука судорожно дернулась, полосуя воздух мелкими колющими ударами. Он моргнул и посмотрел на меня, кивая.

— Левша! Превосходно. Левша с парализованной левой ногой — его нетрудно будет выследить. А его лицо — ты видел его лицо?

Он вздрогнул и, казалось, едва удержался от того, чтобы не расплакаться. Он медленно, тяжело кивнул, старательно избегая моего взгляда.

— Хорошо разглядел? Настолько хорошо, что узнаешь его, если увидишь снова?

Он посмотрел на меня паническим взглядом и попробовал пуститься наутек. Я схватил его за руку и подтянул назад к кровавому пятну.

— Но как тебе удалось так хорошо его рассмотреть? Откуда ты смотрел — из окна в своей комнате?

Он кивнул. Я взглянул вверх.

— Слишком далеко, чтобы действительно хорошо разглядеть лицо человека на улице даже при дневном свете. К тому же ночь была темной, несмотря на полную луну

— Глупец! Ты что, не понимаешь? — Голос доносился сверху из окна над лавкой. Старик раскрыл ставни и, снова уставившись на нас, говорил хриплым шепотом: — Мальчишка разглядел его лицо не ночью. Они вернулись сюда через несколько дней.

— А откуда ты это знаешь? — спросил я, вытягивая шею.

— Они… они заходили ко мне в лавку.

— И как же ты их узнал? Ты видел убийство?

— Не я. Ох, нет, не я. — Старик беспокойно поглядывал через плечо. — Но от моей жены не укроется ничего, что происходит днем или ночью на этой улице. Она видела их в ту ночь из этого самого окна. И она узнала их, когда они вернулись сюда средь бела дня, все те же трое: она узнала хромого главаря и другого — здорового светловолосого великана с красным лицом. У третьего, по-моему, была борода, но больше я ничего не запомнил. Главарь ходил с расспросами по округе, точь-в-точь как ты. Только мы ничего, ничего им не сказали; мы не сказали ни слова о том, будто Полия своими глазами видела убийство от начала и до конца, ни слова, я клянусь в этом. Мне не понравился их вид. По крайней мере, я ничего им не сказал; я, правда, припоминаю, что мне нужно было отлучиться, совсем ненадолго, а в это время моя старуха их спровадила, но не думаешь же ты, что она проболталась…

Позади меня раздался жутковатый животный вопль. Я обернулся и быстро присел: над моей головой просвистел брошенный Эко нож. Реакция старика оказалась на удивление проворной. Нож был направлен в раскрытое окно, а ударился о захлопнутые ставни. Клинок погрузился в дерево, застрял, затем выскользнул и с лязгом шлепнулся на землю. Я обернулся и уставился на Эко, удивленный тем, что этот мальчишка сумел бросить нож с такой силой. Он стоял, закрыв лицо ладонями, и рыдал.

— Эти люди сумасшедшие, — шепнул Тирон.

Я сжал запястья Эко и оторвал его ладони от лица. Мальчик мотал головой из стороны в сторону, силясь скрыть свои слезы. Он вырывался из моих рук, но я держал его крепко.

— Головорезы пришли снова, — сказал я. — Пришли за тобой. В ночь убийства они могли заметить, что ты подглядываешь?

Он дико замотал головой.

— Нет. Значит, они выяснили это у старухи-лавочницы. Она навела их на тебя. Но молва твердила, что свидетельница преступления — твоя мать. Так ли это? Была ли она вместе с тобой у окна?

Он снова покачал головой. Слезы катились по его лицу.

— Выходит, убийство видели только вы. Ты и старуха в доме напротив. Но старухе хватило ума остаться в стороне и вывести их на кого-то другого. Ты все подробно рассказал матери, не так ли? Точно так же, как рассказал нам? И она пошла излагать эту историю так, как будто видела преступление собственными глазами. Я прав?

Он содрогнулся и всхлипнул.

— Несчастная, — я перешел на шепот. — Несчастная. Выходит, в тот день они искали ее, а не тебя. И они нашли ее в вашем жилище. Ты был там?

Он едва кивнул.

— И что произошло? Угрозы, подкуп? — спросил я, зная, что на деле все было куда хуже.

Мальчик вырвался из моих рук. Всхлипывая и скуля, он бил себя по лицу. Тирон приблизился ко мне, с ужасом наблюдая за Эко. Наконец мальчик остановился. Он топнул ногой и посмотрел мне прямо в глаза. Скрежеща зубами, он поднял руки: лицо его исказила гримаса ненависти. Его руки двигались медленно, принужденно, словно он действует против своей воли. Он сделал непристойный жест, затем сжал пальцы в кулаки, как будто их иссушил огонь.

Они изнасиловали его мать; изнасиловали Полию, которая ничего не видела и ничего не знала бы о преступлении, если бы ей не рассказал о нем сын; ее единственным преступлением было то, что она поделилась слухами с живущей напротив старой дамой. Убийцы надругались над ней на глазах у мальчика.

Я посмотрел на Тирона, чтобы узнать, понимает ли он, что сказал мальчик. Он сжал губы и отвел глаза.

Неожиданно оттолкнув меня, Эко подбежал к брошенному на земле кинжалу, схватил его и бегом вернулся ко мне; взяв меня за руку, он сжал мои пальцы вокруг рукояти. Прежде чем я смог ему заплатить, прежде чем я смог сделать жест утешения или понимания, он вбежал в дом, оттолкнув великана сторожа, выходившего за дверь глотнуть свежего воздуха.

Посмотрев на нож, оставшийся у меня в руке, я вздохнул и закрыл глаза: от жары у меня внезапно закружилась голова.

— Чтобы отомстить за него, — шепнул я. — Он думает, что мы вершим правосудие, Тирон.

Жестокий полуденный зной мы переждали в небольшой таверне. Я собирался поспешить на поиски шлюхи Елены — Лебединый Дом находился совсем неподалеку от места убийства, — но совершенно выдохся. Вместо этого мы повернули назад и потащились по узкой улице, пока не вышли на открытую площадь.