Кэрол Терстон - Око Гора

– Асет, – прохрипел Узахор. Тули навострил уши.

– Да, господин мой муж, я здесь.

– Тебе. – Он всучил ей узкий пенал. На одной стороне была изображена сцена охоты, очень похожая на старый стиль, который сейчас запрещен – благодаря Рамосу и его местным подручным.

– О нет, мой господин, – заспорила Асет, – это же символ высокого расположения Великолепного Аменхотепа к тебе, и он должен перейти к кому-либо из твоих детей.

Узахор нащупал ее руку:

– Ты… напишешь мне.

– Напишу, мой господин, обещаю. – Она улыбнулась сквозь слезы. – И я буду помнить твою щедрость целую вечность, так же, как и доброту, которую ты являл мне в этой жизни. Ты и Сати.

Узахор обратил свой бледный водянистый взгляд ко мне, и Асет объяснила:

– Это врач, о котором я тебе рассказывала. Сенахтенра. – Узахор пристально разглядывал меня некоторое время, потом устало вздохнул и закрыл глаза. Но почти тут же очнулся снова, с безумным выражением на лице, словно искал кого-то или что-то и никак не находил. – Мос… Рамос, – слабо позвал он, и в этой мольбе прозвучало столько боли, что и у меня живот сжался от жалости.

Верховный жрец вскочил на ноги и зажал слабую руку Узахора между ладонями.

– Я здесь. И я тебя не оставлю. Это я нарушил правила, а не ты. А ты все равно продолжал верить в меня, даже рисковал предстать пред Осирисом с пятном на сердце. – Рамос опустился на край ложа Узахора и улыбнулся ему. – Ты был прав. Я не могу прогнать мальчишку, которым когда-то был. И я вел непрерывную войну со своим ка, пока не устал. Но не стану лгать тебе и говорить, что хотел бы заново прожить те годы иначе. – Он слепо уставился в прошлое, вспоминая что-то, известное только им двоим, и все это время большим пальцем гладил Узахора по руке. – Никогда не тягаться с быстротой ее мысли? И не видеть, как загораются ее глаза, когда она смеется? Не чувствовать ее касания, зная, что она верит мне и любит меня? Отказаться от той волны удовольствия, которая окатывает меня от осознания, что она моя? – Рамос покачал головой. – Даже при одной мысли об этом смертный холод обдает мое сердце.

Так Верховный Жрец признался, что одержим женщиной, похитившей его волю, но Узахор улыбнулся, словно прощая все то, на что намекал Рамос.

– Шакалы Фараона к тебе не приблизятся, – уверил Рамос своего старого друга, – ни сейчас, ни в последующие годы. Так что успокойся и отдыхай. Сати приказала принести с кухни наваристый бульон, чтобы ты снова был силен как бык. – На лице Узахора все еще осталась эта полуулыбка, когда он погрузился в нечто похожее на сон.

Я сказал Пагошу, чтобы он велел родственникам и слугам Узахора идти спать, а Сати села в ногах ложа, чтобы наблюдать за мужем. Вдруг без предупреждения старик попытался встать, и, наконец поднял свои тонкие руки к небу.

– Атон идет! – крикнул он, и радостная улыбка появилась на его морщинистом лице. Потом, словно это усилие лишило его последних сил, из открытого рта вылетело последнее дыхание, унося с собой его ка, и скорлупа человека, которым он раньше был, упала на подушки.

Тули издал протяжный, скорбный вой и начал лизать руку старика. Я придвинулся, чтобы послушать его сердце и убедиться в том, о чем догадался и так. По выражению лица Сати стало ясно, что и она все поняла, поэтому я закрыл невидящие глаза Узахора, расправил одеяло и аккуратно завернул на уровне груди, давая его супруге время прийти в себя. Сати упала на колени перед лежанкой мужа, схватила его безжизненную руку и прижала к своему лбу, а престарелый жрец запел молитву Осирису:

– Будь благословен, Осирис. Будь благословен, сын земной, вылупившийся из мирового яйца. Будь благословен, сын небес, выпавший из живота облаков. Будь благословен, бог во всех именах, спасение жрецов и козопасов, царь царей, господин господ. Жрец и священник, тело его мерцает бирюзово-зеленым . – Когда он закончил, Сати в последний раз прикоснулась губами к руке Узахора, поднялась, накинула на себя достоинство, словно шаль, и пошла сообщить новость остальным – тем, кто стоял в карауле в прихожей у его покоев.

Я задумался о том, знал ли Рамос, что его друг поклонялся богу Еретика даже после того, как Хоремхеб объявил это преступлением. Почему бы еще Узахору звать Атона, а не Амона-Ра или Осириса? Если только он не вспомнил молодость, как часто бывает со стариками, времена Аменхотепа Великолепного, который поставил Атона выше остальных богов. В то время, как его сын, считавший себя единственным наследником Атона, покинул Две Земли, Узахору было уже лет пятьдесят, и все привычки в нем глубоко укоренились.

Асет взяла скулящего Тули на руки, чтобы успокоить его, и подошла к отцу, но Рамос продолжал смотреть на то, что осталось от его дорогого друга. Лишь когда за дверями завыли плакальщики, он поднялся, чтобы дать дочери указания:

– Пойди переоденься в то, что ты носишь, притворяясь учеником врача. Пагош будет ждать у задних ворот и увезет вас. По пути ни с кем не говори и не поднимай взор. – Она потянулась вверх и обняла отца, потом посмотрела на меня широко открытыми глазами. Рамос проводил ее взглядом, а потом повернулся ко мне: – Узахор хотел вернуться в Абидос, туда, где он вошел в этот мир. Люди, которые пережили его здесь, в любом случае считают старика странным – отчасти потому, что он предпочел одну женщину нескольким. – Рамос почти улыбнулся. – Он всегда уверял, что удовольствие от этого сильнее, но…

– Как тогда он объяснил то, что берет вторую жену?

– Он скрыл правду и мудрость, пришедшие с опытом, чтобы угодить друзьям, ради меня. – Рамос смотрел на безжизненное лицо Узахора. – Он всегда делал все по-своему. Особенно когда появилась Асет. Однажды он сказал мне, что она – мое величайшее достижение, как бы высоко я ни поднялся по статусу и богатству. – На губах появилась сладостно-горькая улыбка. – От одной мысли, что он жил… – Рамос силился проглотить свое горе, так что я придержал любопытный язык и не стал спрашивать, что он собирается делать дальше, а стоял, словно обвиняемый перед судьями Фараона, ожидая своего приговора. Ожидая ссылки.

– Теперь я должен оседлать бурю сам, – прошептал Рамос, когда к нему вернулся голос, затем остановил на мне взгляд своих синих глаз.

Заговорил первым я, облачая свое обещание в предупреждение:

– Я сделаю что угодно, чтобы защитить ее.

– Если я когда-то и сомневался в этом, Тенра, те времена давно прошли. Но надо действовать быстро. Его дочь едет в Мемфис на свадьбу, ее замужество уже предрешено. Сати поедет с ним в Абидос и поселится неподалеку в доме, который принадлежал его семье со времен великого Тутмоса. В ближайшие несколько недель, пока мы будем скорбеть по нему здесь, в этом доме Асет вспоминать не будут, но ты должен охранять ее, чтобы она не покидала стен твоего дома.