Кэрол Терстон - Око Гора

Но сейчас, когда мы проходили мимо основания нового столба Хоремхеба, по сравнению с которым даже великие врата Аменхотепа Великолепного кажутся крошечными, Пагош попытался внушить мне бодрость.

– На дороге, по которой мы идем, нас никто не увидит, а стены личного кабинета Рамоса толсты, как в гробнице.

Мы подошли к окружавшим святилище кельям, которые казались еще более священными и потаенными благодаря близкому расположению к обиталищу бога. Далее мы прошли по галерее с колоннами, где от настенных канделябров доносился запах ароматического масла. Вдалеке слышалось монотонное пение жрецов, совершающих омовения на берегах Священного Озера, а в следующую секунду мы снова вышли на открытое пространство, под великолепное зарево медного неба. Я замедлил шаг, чтобы насладиться прощальным подарком Ра, ибо это зрелище всегда пробуждало во мне острое ощущение того, что я живу, даже несмотря на то, что великий бог умирает. Когда мой взгляд вернулся на землю, я увидел громадные каменные плиты, запятнанные кровью скота, гусей и козлов, – ужасающее напоминание о том, где я нахожусь. И почему.

Я поспешил догнать Пагоша, ожидавшего меня у маленького пруда, и мы перешли через него по камням. К тому времени, как мы добрались до узкой деревянной двери, я уже совсем потерял ориентацию, и сказал об этом Пагошу.

– Этим путем ходят только ученики, которым поручено следить за домом Амона, – объяснил он, – так что смотри, не споткнись о метлу.

Прихожая освещалась двумя небольшими масляными лампами, Пагош взял одну, чтобы освещать наш путь по узкому длинному коридору. На стенах были нарисованы бородатые враги Двух Земель со связанными за спиной руками, и весь этот строй возглавлял Тутмос на своем любимом слоне. Пагош положил руку на живот огромного зверя, и часть стены беззвучно скользнула назад.

– Быстрее, пока она снова не закрылась, – поторопил он, а сам начал зажигать от своей лампы один фитиль за другим, пока золотистое пламя не залило всю комнату. Это место по какой-то чудесной причине казалось живым, и я сразу узнал, что это как раз тот зоопарк, который искала Асет, когда по ошибке зашла в святыню бога. – Как я вижу, ты узнаешь это место, – прокомментировал Пагош, пока я оборачивался, чтобы осмотреть все стены.

– А Рамос знает…

– Иначе почему бы еще он выбрал это место в качестве своего святилища? По крайней мере, здесь с ним ее дух, если не тело.

В этот миг в дверь вошел Рамос, а я опустился на колени в знак почтения Верховному Жрецу, если не самому человеку.

– Встань на ноги, суну, – приказал он, проходя мимо. – Можешь уже показывать свое истинное лицо. Я знаю тебя слишком хорошо.

Я встал и заметил, что он снял жреческую атрибутику и бросил ее на каменную скамью с грудой цветных подушек, сначала белый немес , потом синдон [65]в тонкую складку, два золотых браслета и тяжелое кольцо, и, наконец, нагрудник с драгоценными камнями. Когда он повернулся ко мне, на нем осталась только складчатая набедренная повязка, подвязанная фиолетовым поясом.

– Так что, ты больше не можешь сдерживать ее? – Он изогнул бровь, недовольно хмурясь. – И что мне делать? Заточить в каком-нибудь холодном храме со стадом морщинистых стариков, которые будут присматривать за ней денно и нощно? Не давать ей даже осколков камней, на которых можно писать, пока она не предала собственного бога? Уж не говоря про Царя!

Я молчал, чтобы он излил все свое негодование и не сделал ничего в порыве гнева, оказавшись потом скованным необоснованным решением. Когда он протянул руку, взял со стола свиток и всучил его мне, холодные пальцы страха выдавили из моих легких воздух.

Я медленно развернул свиток и увидел барана, сидящего на кирпичах, – он рожал ягненка. Потом ягненок – желтый шар с лучами над головой, которые кончались человеческими ладонями и доходили до большой запятнанной каменной плиты, около которой ждал гигантский баран, готовясь принести богу жертву. Я развернул дальше и увидел несколько мышей с бараньими головами – они роняли золото и каменья и толпились у жаровни, вдыхая пар, поднимающийся от горшка с горящими желтыми семенами. Один мышонок держал в пальцах оранжевый уголек. Другой стоял с высунутым языком, в который была воткнута тонкая кость, а у третьего из щеки, пронзенной кинжалом, капала кровь. В облаке дыма, висевшем у них над головами, плавали окровавленные руки, уши и носы, даже отрезанная женская грудь. В конце огромная крыса с головой барана стояла на задних лапах, жонглируя многочисленными шарами. Я гадал, какое отношение он имеет к предыдущим картинкам, пока не заметил, что на нем складчатая набедренная повязка с фиолетовым поясом. Поскольку баран – священное животное Амона, мыши с головами барана должны обозначать жрецов, в данном случае – жрецов верхнего порядка, и все они находятся под воздействием какого-то гипнотического вещества. Судя по виду, это савский ладан, кустик со смолистыми желтыми семенами.

– Ну? – требовательно спросил Рамос, еле сдерживая нетерпение. – Будешь притворяться и утверждать, что она собиралась только развлечь публику, что тут нет неуважения и выражения неверности?

– Естественно, смысл – в глазах смотрящего, – ответил я. Известно, что некоторые жрецы и оракулы используют растения, вызывающие видения, чтобы предсказывать или толковать различные события, но выдвинуть предположение, что действия Священного Совета зависят не от указов Амона, а от дыма собственных слабостей и жадности – очень страшный грех. Некоторые даже назвали бы это предательством.

Рамос рассмеялся, но не потому, что ему было весело.

– Это последний свиток, но далеко не первый. В прошлый раз она нарисовала бабуина, который настолько боялся ягнят, что вынужден перерезать их беззащитные глотки, отчего почва под ним оставалась коричневой и бесплодной, а земля под ягнятами стала плодородной от крови и зазеленела. Ей недостаточно намеков на богачей и членов царской семьи. Теперь она взялась высмеивать и Священный Совет Амона.

– Твоя дочь всегда защищала слабых, – отметил я. – И неудивительно, что она против того, чтобы проливалась кровь по Указу Фараона о реформах.

Он выдохнул так, будто ветер перестал надувать его парус, и внезапно успокоился.

– Похоже, что она считает, что Амон, стараясь извести кучку бунтарей, сам дает им жизнь. Или я ее неправильно понял? – Я покачал головой, и Рамос на секунду уставился на меня. – Даже я не смогу обеспечить ей безопасность, если она будет продолжать в том же духе, – наконец признался он.

Я же не мог сказать, что сам факт ее рождения ставил ее в опасное положение.

– Асет никогда не будет в безопасности, пока есть люди, считающие, что она может стать преградой на их пути к трону, – сказал я вместо этого, – но она следует учению Тота и Исиды, как ты и хотел. Ты не можешь не гордится ее сильным чувством маат .