Джойн Бойн - Криппен

— Сиф, — отвечал он.

— Правильно! А кто родил Мафусаила?

Хоули снова задумывался.

— Енох, — произносил он.

— Ну кто же еще, как не эта грязная свинья. А Нимрод? — продолжала она, подводя игру к кульминационной точке. — Кто родил Нимрода?

— Хуш, — торжествующе восклицал Хоули.

— Это был Хуш! И Нимрод был сильный зверолов пред Господом. Царство его вначале составляли: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне, в земле Сеннаар, [5] Быт. 10:9–10. — радостно продолжала она, хлопая в ладоши от удовольствия, похожего на оргазм, и в ее запавших глазах, подобно электричеству, вспыхивала безумная искорка религиозного рвения.

Сэмюэл не мог отделаться от ощущения, что для женщины, не выносящей прикосновения мужниных рук, она чересчур увлекалась процессом деторождения. Отцу хотелось, чтобы сын вел более активную жизнь за пределами дома, и он был уверен, что мальчик лишен многих радостей детства.

— Лишен? — повторяла Джезебел, смеясь над тупостью мужа. — Ты считаешь, мальчик чего-то лишен? Смех да и только. Смотри, бестолковый ты человек. Хоули — «Я позавидовал безумным, видя благоденствие нечестивых»?

— «Ибо им нет страданий по смерти их», — мгновенно ответил Хоули, не меняя положения: он сидел на окне гостиной и в молчаливом раздумье смотрел на небо. При этом мальчик медленно водил глазами слева направо, словно читал эти слова на странице. — «И крепки силы их», — добавил он, как бы запоздало вспомнив.

— Номер псалма?

— Семьдесят третий, [6] В русском синодальном переводе — 72-й. мама.

— Стихи?

— Второй и третий. [7] В русском синодальном переводе — 3-й и 4-й.

Джезебел торжествующе посмотрела на мужа, пытаясь справиться с нахлынувшим волнением, и обнажила желтоватые зубы.

— Сэмюэл Криппен, — возвестила она, — твой сын — вундеркинд.

Раннее отрочество Хоули было сопряжено с новой борьбой. Внезапное появление прыщей лет в тринадцать совпало с почти патологическим ночным недержанием, вызвавшим великий ужас в доме Криппенов. Просыпаясь каждое утро в пять часов на простынях, промокших насквозь после экзотических сновидений, мальчик в страхе дожидался рассвета, когда мать входила в комнату, морщила нос от невыносимого зловония и, обзывая его скверным мальчишкой, хуже младенца, отвешивала крепкий подзатыльник. Подслушав, как Сэмюэл рассказывал сыну об удобном способе избавиться от этих ночных извержений, Джезебел рухнула в обморок на деревянном кухонном полу, сильно стукнувшись головой, и ее пришлось приводить в чувства с помощью нюхательной соли.

Однако со временем беспокойному юноше Хоули все же удалось выявить и развить собственные интересы. Его образование вышло за рамки Откровения Иоанна Богослова, когда в небольшой, уединенной библиотеке Энн-Арбора он принялся читать стихи и художественную литературу. В пятнадцать он открыл для себя книгу доктора А. К. Ларусса под названием «Человеческий организм: его странные и необычные функции». Она стала для Хоули новой Библией, и он обдумывал каждое слово, относившееся к телесным органам и дыхательным функциям. Благодаря произведению Ларусса мальчик узнал о многих других книгах на ту же тему, и последующие юношеские годы были заполнены изучением естественных наук и биологии, теориями о сотворении вселенной, жизнедеятельности человеческого и животного организмов и самой природе жизни. Большинство этих книг он прятал от матери, считавшей занятия наукой греховными, поскольку ученые стремились постичь Божий замысел.

— Если бы Господь хотел, чтобы мы жили вечно, — указывала она, — Он никогда не наслал бы на нас семи казней. [8] Т. н. казней Египетских известно не семь, а десять. Но Бог умел обращаться со злом. Если хочешь знать мое мнение, Ему следовало бы вспомнить о своей древней хуцпа. [9] На идиш — khutspe, приблизительное значение: «дерзость, наглость, бесстыдство, бесцеремонность».

Без ведома Джезебел Хоули начал покупать и складывать под матрасом экземпляры «Американского ученого» [10] «Scientific American» — научно-популярный ежемесячник, основанный Руфусом Портером. Один из старейших американских журналов — издается с 1845 г. — совершенно нового, радикального издания из штата Нью-Йорк, — вытаскивая их лишь поздно ночью, когда родители спали в отдельных комнатах и можно было зажечь свечу и быстро ознакомиться с содержанием журнала, украдкой облизывая губы после очередной крохи информации. На каждой странице предлагалась новая теория или возможность научной революции. Каждый автор работал над новыми лекарствами, сложными уравнениями или новыми определениями таких понятий, как «жизнь», «человек» и «бытие». Ежемесячно, в волнении затаив дыхание, Хоули предвкушал следующие открытия.

Однако к семнадцати годам стопка журналов «Американский ученый» под матрацем начала все больше бросаться в глаза, несмотря на то, что тетради были равномерно распределены от подушки до самого изножья, образуя добавочный, странно мягкий слой. Однажды в июне, возвратившись домой из библиотеки, Хоули сел на кровать, чтобы снять ботинки, и с удивлением почувствовал, что та прогнулась под ним сильнее обычного. Слегка приподняв постель, чтобы посмотреть, какие произошли изменения, юноша в ужасе обнаружил, что его коллекция журналов похищена. Он побледнел, затем побагровел от смущения; ощутив спазмы в желудке, вынужден был снова сесть. Сердце бешено колотилось в груди, пока он пытался придумать какое-нибудь объяснение. Хоули в отчаянии ждал, что взбешенная мать ворвется в комнату, но она так и не появилась. Лишь вечером, когда домой вернулся отец, юношу позвали вниз, где на кухонном столе высилась стопка журналов, которые он приобретал последние два с половиной года. Мальчик взглянул на подшивку, словно видел ее впервые в жизни, и нервно сглотнул: хотя он приготовился все отрицать, журналы были ему все же дороги, и он хотел получить их обратно в целости и сохранности. Мать стояла у камина, сложив руки на груди, и даже не пыталась скрыть своей ярости, а Сэмюэл находился где-то посередке между ними, гадая, какую позицию занять.

— Все это время я думала, что знаю тебя, — сказала Джезебел. — Считала тебя хорошим мальчиком. Думала, что воспитала тебя правильно.

— Вы знаете! Я хороший! Вы воспитали! — начал он возражать, нарочно отвечая на каждое обвинение, но не успел открыть рот, как его заглушили вопли матери.

— Хороший мальчик не хранит под матрацем такую мерзость. Это отвратительно! Ты видел эти журналы? — спросила она мужа, который сконфуженно покачал головой, а затем взял один и внимательно пролистал: с каждой страницей, по мере приближения к концу, волнение у него на лице сменялось все большим разочарованием.