Дункан Кайл - Черный Камелот

– Причины мне известны.

– И все-таки вы отправляете меня с ним?

Американец открыл чемоданчик, достал оттуда кожаный пояс и протянул Конуэю:

– Вот, наденьте.

– Зачем? Он не спасет меня от пули.

– И тем не менее он вам пригодится. В него зашиты бриллианты. Пощупайте.

Конуэй увидел, что в некоторых местах пояс чуть-чуть оттопыривается.

– Бриллианты?

– На десять тысяч фунтов. Вы их сможете продать где угодно. После того как вы доставите нам документы, получите еще.

– Какие документы? – тупо спросил Конуэй.

– Сами знаете. В Вевельсбурге есть досье, где есть еще такие же документы.

– Кто вы? – спросил ирландец, но американец не ответил.

– Нам нужны эти бумаги. Если у вас будет возможность порыться в досье, заберите все, касающееся корпорации «Ко-лект».

Тут Конуэй наконец сообразил.

– Так вот что это была за отчетность, – присвистнул он. – Корпорация «Ко-лект»...

Американец предостерегающе поднес палец к губам, потом снова открыл чемоданчик и достал оттуда гранату.

Конуэй в ужасе на нее уставился.

– Это еще что такое?

– Граната системы «миллз». Выдергиваете чеку, высвобождается рычажок. Через пять секунд происходит взрыв. Во всяком случае, так мне рассказывали.

– Нет, я имею в виду...

– Я понял, что вы имеете в виду. Подумайте. У вас ведь нет никакой защиты, вы безоружны. Представьте себе, что герр Раш будет вести себя... непредсказуемо. А так у вас появляется хоть какой-то шанс.

Все это выглядело каким-то абсурдом. Конуэй послушно взял гранату и спрятал ее в свой чемоданчик. Граната была холодной. Так же холодно было у ирландца внутри.

Американец встал.

– Это будет наш маленький секрет. Главное – привезите мне бумаги, а после этого вам не о чем будет беспокоиться. До самого конца жизни.

Американец быстро вышел, точнее – выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь.

До конца жизни, уныло подумал Конуэй. Вполне возможно, что расстояние до этого пункта не превышает нескольких часов.

Старый «Хейнкель-111 Н» был захвачен союзниками в Франции, на аэродроме возле Рубэ. У немцев кончилось горючее, и они не смогли эвакуировать самолеты. Все «хейнкели» были заминированы саперами, но три почему-то не взорвались. На фюзеляже самолета осталась эмблема полка – карта Британских островов в перекрестье авиационной мишени. На хвосте красовалась свастика, на крыльях – черно-белый крест «Люфтваффе». Пилот был только один, американец. Верхний и нижний пулеметы были не заряжены, но хвостовой и носовой были приведены в полную боевую готовность.

Тридцатого марта 1945 года в пять часов утра грузовик американской армии с потушенными фарами (как и положено в прифронтовой полосе) подрулил к самолету. Накрапывал мелкий дождь. Водитель вылез из кабины, не выключая двигатель, открыл кузов и стал наблюдать, как оттуда легко выпрыгивают люди в черных мундирах. Шофер смотрел на них с ненавистью. Совсем недавно точно такие же ублюдки в черных мундирах убили его брата. Это произошло перед Рождеством, в сражении под Бастонью. Как только дядя Сэм может выдавать этим подонкам оружие?

А оружия у немцев было предостаточно. Они были обвешаны легкими пулеметами, автоматами, пистолетами, гранатами. Шофер с отвращением отметил, что все оружие германского производства. Лица у эсэсовцев тоже были преотвратные – жесткие, словно вытесанные из камня. Невозможно угадать, что творится в головах у подобных типов. Непонятно было и что делает в этой компании единственный штатский – в плаще и велюровой шляпе. Он не был военным, не был немцем, а просто стоял с портфелем в руке и смотрел, как эсэсовцы перетаскивают вооружение и снаряжение из грузовика в самолет. Шофер подумал, что штатский похож на самого заурядного клерка, который ждет электричку и нервничает, не опоздает ли он на работу.

Когда немцы выгрузились окончательно, шофер захлопнул кузов, сел в кабину, со всего размаху, чтобы выразить свое неодобрение, грохнул дверью и умчался прочь.

Двигатели «хейнкеля» – каждый мощностью в тысячу двести лошадиных сил – заурчали. Конуэй стоял, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Он думал, не рвануть ли в темноту. Может быть, удастся уйти от погони. Накануне выяснилось, что он находится не во Франции, а в Германии, на западном берегу Рейна, возле Кобленца. Мысль о побеге казалась соблазнительной. Конуэй знал, что рейд рассчитан по минутам и долго гнаться за ним не станут. Самолет взлетит в воздух с ним или без него. Но на репортера количество оружия произвело еще большее впечатление, чем на шофера-американца. Эти типы колебаться не станут – стоит ему броситься наутек, как они тут же откроют огонь. А стрелять они наверняка умеют. Конуэй колебался, пытаясь взвесить шансы на успех. Нужно нырнуть под крыло самолета и скрыться в темноте. Репортер уже почти решился, но тут из кузова вытащили очередной пулемет, и он вновь скис. Драгоценное время было упущено. К Конуэю приблизился здоровенный немец и сказал:

– Комм, – после чего взял его за руку и подтащил к дверце самолета.

Конуэй забрался в кабину, захлопнулась дверца, и ему показалось, что это закрывается крышка гроба.

Ирландец уселся на скамейку, пристегнул ремень и затих, обливаясь потом, хотя в кабине было холодно. Теперь деваться было некуда. Он пропал. Ах, почему он не воспользовался возможностью смыться...

Заработали пропеллеры, и самолет выехал на взлетную полосу. Он был заправлен топливом лишь наполовину, чтобы можно было быстрее взлетать и садиться. Вообще-то «хейнкель» не предназначен для полета на небольшой высоте, но именно на такой высоте ему предстояло лететь. Американские войска, расположенные по курсу перелета, были предупреждены, но осторожность не помешает: немецкий бомбардировщик с соответствующими опознавательными знаками рисковал подвергнуться обстрелу с земли. Зенитчики сначала откроют огонь, а потом уже вспомнят о предупреждении. Над Рейном самолет нырнул в воздушную яму, и Раш довольно улыбнулся. Это было чудесно – вновь чувствовать напряжение, азарт; сидеть в самолете, прислушиваясь к учащенному биению собственного сердца.

С ним произошла некая невидимая перемена. Сомнения и колебания остались позади, Раш был уверен в себе, в успехе операции. Несколько недель будущее для него как бы не существовало – оно превратилось в череду непосредственных задач, которые нужно было решать одну за другой.

Затем Раш стал колебаться, не зная, какая жизнь для него предпочтительнее. С одной стороны, ему хотелось отомстить своим врагам. С другой – жить в собственном поместье – таком, в каком он родился. Раш стал мечтать об Испании, где такая спокойная жизнь была бы вполне возможна. Но теперь Раш понял, что ошибался. Он не из тех людей, кто может обрести мир и покой среди виноградников. Зря он пытался отбросить прожитые годы. Это невозможно – минувшая жизнь стала частью его натуры. Нельзя скрыться в будущее, не отомстить тем, кто причинил ему зло.