И Паркер - Адская ширма

Он остановился перед храмом и огляделся, соображая, как ему найти дом художника, и в этот момент кто-то сильно толкнул его в спину, отчего он даже закачался. Чьи-то руки ухватились за его пояс и уже тянулись к рукавам [12] В старину японцы носили деньги в широком поясе и в рукавах, зашитых наподобие кармана. . Повинуясь инстинкту, он моментально вывернулся и, сжав кулаки, бросился на обидчиков. Правым он нанес кому-то сильный удар. Послышался жалобный визг, и какая-то хлипкая фигурка метнулась в сторону. Но разглядывать ее у Акитады не было времени, поскольку левой рукой он схватил другого нападавшего и повалил его на землю лицом вниз. Придавив поверженного противника коленями, он врезал тому хорошенько и схватил за запястья, буквально вдавив его в грязь. Пленник его заверещал тонким голоском, и тут Акитада сообразил, что поймал какого-то мальчишку, сопляка лет четырнадцати или пятнадцати. Карманные воришки, с отвращением подумал он и убрал колени со спины паренька, гадая, что теперь с ним делать.

Ответ на этот вопрос очень скоро стал очевиден. Небольшая враждебно настроенная толпа собралась вокруг них. Стоя на коленях посреди улицы, Акитада сначала увидел их ноги, по большей части босые или в обтрепанных соломенных варадзи [13] Варадзи — деревенская обувь типа сандалий, изготавливается из соломы. , и среди них только одну пару огромных кожаных сапог — прямо перед своими глазами. И хотя сапожищи эти были поистине громадного размера, их владельцу пришлось еще отрезать им мысы, чтобы выпустить на свободу здоровенные грязнюшие пальцы. Подняв голову, Акитада обнаружил, что обладатель сапожищ полностью отвечал своей обувке в том, что касалось и размеров, и «чистоты». Бородатый великан свирепо смотрел на Акитаду сверху. Но что еще хуже, по обе стороны от него стояло никак не меньше десяти или пятнадцати крепких парней с угрюмыми, враждебными лицами. Акитада сглотнул ком, сдавивший горло. Здоровенный бородач втрое превосходил его в весе.

— Ну-ка отпусти его! — сказал он, свирепо сверкая глазами на Акитаду.

Акитада встал на ноги и поднял за собой паренька, крепко держа его за шиворот. Юный воришка перестал ныть и сопротивляться и с нахальным видом ждал, чем кончится эта встреча.

Лицо бородача, как оказалось, выглядело нисколько не лучше, чем все остальное. Повыше неухоженной, нечесаной бороды оно было сплошь покрыто рытвинами оспы, а мясистый нос и жирные губы тоже ничуть не прибавляли ему красоты. Несколько мгновений они смотрели друг на друга с отвращением, потом Акитада с небрежным видом сказал:

— Этот мальчик со своим приятелем пытался ограбить меня. Я бы хотел поговорить с его отцом, если вы скажете мне, где он живет.

У здоровяка от таких слов поначалу отвисла челюсть, но он быстро опомнился.

— Сказано тебе отпустить его! Не твое это дело! На кой ты нам нужен тут такой добрый, если обзываешь наших детей ворами!

Толпа вокруг одобрительно загудела и придвинулась ближе.

Акитада подтолкнул парня вперед, продолжая крепко держать за шиворот.

— Вот ты считаешь, что заботишься о своих детях! Да ты разуй глаза! — с вызовом сказал он, обращаясь к верзиле. — Ты посмотри на него! Сегодня он пытался вытащить у меня из пояса несколько медных монеток, а завтра возьмется за нож и будет резать беспомощных стариков и женщин. Неужели ты хочешь, чтобы он дошел до убийства или был убит сам? Сколько еще твоих сыновей бегают сейчас без присмотра? И сколько твоих сыновей заканчивают жизнь от ножа или в кандалах?

В толпе послышался сердитый ропот, но здоровяк изумленно глазел на паренька, и Акитада заметил, что уверенность его пошатнулась.

— Киндзиро — хороший парень. Восьмой по счету в семье, — словно оправдываясь, проговорил великан. — Я знаю его родителей. Такие же бедняки, как и все мы. Отец у него хворает, а мать недавно родила еще одного. Может, он просто случайно налетел на вас в толпе? Эй, Киндзиро! А ну скажи-ка, пытался ты стащить у господина деньги?

Мальчишка залился слезами и пустился что-то объяснять на каком-то местном наречии, которого Акитада совсем не мог разобрать. А вот здоровяк внимательно слушал, и лицо его постепенно вытягивалось. Когда мальчик закончил и, шмыгая, вытер мокрый нос, он положил на его худенькое плечо огромную ручищу и сказал:

— Ладно, не волнуйся. Я с этим разберусь. А сейчас ступай домой. — Он посмотрел на Акитаду: — Можете отпустить его. Я — Хэята, здешний староста, и сам пойду поговорю с его родителями. У них сегодня ночью умер самый младшенький, а денег на похороны нет.

Акитада моментально отпустил мальчика.

— О, простите… — сказал он, чувствуя себя беспомощным перед лицом такого тяжкого горя и острой нужды. Он было потянулся к поясу за деньгами, но передумал. Откуда ему знать, правда это или хитрая уловка, чтобы выманить у него деньги?

Здоровенный бородач кивнул пареньку:

— Давай-давай, чеши отсюда! И смотри не попадайся мне больше со своим дружком Ёси! — Потом он, махнув рукой, распустил толпу и, когда все разошлись, сказал Акитаде, указывая на его одежду: — По всему видать, что в наших краях вам не место, господин. Шли бы вы лучше домой поскорее. — С этими словами он развернулся и торопливо зашагал за мальчиком.

Итак, ему отчетливо дали понять, что его присутствие здесь не приветствуется. Рассерженный таким приемом и настроенный решительно, Акитада стряхнул пыль с одежды и перешел через улицу к храму.

Он ступил за покосившиеся ворота и зашагал по широкому двору, где раскинулся самый настоящий базар. Народу здесь было множество — кто-то грелся у костров, кто-то торговался с лоточниками, ребятишки толклись среди взрослых, крича и гоняясь друг за другом. У одного из костров какие-то оборванцы прямо на земле играли в кости. На ступеньках храма целая толпа зевак — и детей и взрослых — завороженно внимала басням бродячего сказителя. И повсюду шла торговля — дешевым вином, горячей пищей, амулетами, овощами, старым тряпьем, деревянной утварью, лекарственными настоями, отварами и мазями от всех вообразимых и невообразимых недугов. А недугов здесь было великое множество. Один человек был крив на один глаз, другой калека ковылял на костылях, а на ступеньках в толпе, окружавшей сказителя, древняя старуха кашляла в замызганный, перепачканный кровью лоскут, заменявший ей платок.

Несмотря на всю эту грязь и толчею, Акитада почувствовал приступ голода. Уловив в воздухе какой-то аппетитный запах, он направился к кучке бедняков, которые, завидев его, ошеломленно расступились, и, шагнув в их круг, он увидел молодую женщину, видом поопрятнее остальных — она помешивала суп в громадном котле над огнем. Акитада протянул ей несколько медных монет, и она налила ему приличную порцию супа в глиняную миску.