Джон Робертс - Королевский гамбит

Несмотря на свой внутренний протест, я был вынужден встать, как всегда, спозаранку и выслушать доклад ночной стражи, с трудом подавляя одолевавшую меня зевоту и запихивая завтрак в свой изнуренный предыдущей трапезой желудок. Слава богам, этой ночью в моем районе не произошло ни одного убийства. Если бы вам пришлось жить в Субуре, вы бы поняли, почему это обстоятельство меня так порадовало. Особенно если учесть, что одной из следующих жертв вполне мог оказаться я сам. Прошлой ночью по дороге домой мне все время мерещилось, будто за мной кто-то идет. Мне казалось, что я слышал чьи-то шаги за спиной. Впрочем, неудивительно. В такую темную ночь и при моем вчерашнем состоянии даже самый заядлый скептик мог увидеть привидения. Хотя если это так, то их был целый город.

Вслед за ночным дозором я принял клиентов, а потом еще одного посетителя. Им оказался высокий и чрезвычайно красивый молодой человек, одетый в голубую тунику вроде тех, какие носят моряки. В ответ на мое приветствие он улыбнулся, обнажив безупречные зубы, чем выказал дружеское расположение, граничащее с дерзостью.

— Я от Макрона, — произнес юноша. — Он просил кое-что передать тебе наедине.

Мои клиенты подозрительно на него покосились.

— Говори лучше при нас, парень, зачем явился, — вступил в разговор Бурр, мой старый солдат. — Видишь ли, недавно на нашего патрона было совершено нападение. И мы не хотим, чтобы это повторилось.

Однако незнакомец в ответ рассмеялся во весь голос.

— Насчет меня будь спокоен, старик. Я никогда не нападаю дважды.

— Надеюсь, что на этот раз мне ничего не грозит, — произнес я, невзирая на возмущенные взгляды моих клиентов, после чего, обращаясь к ним, сказал: — Подождите меня в перистиле. Сегодня утром мы идем к претору, — и, обернувшись к молодому человеку, добавил: — Иди за мной.

Я повел его в кабинет, который переделал на свой лад. Теперь в нем были большие окна и застекленная крыша. Мне хотелось получше разглядеть молодого гостя, встревожившего своим появлением моих клиентов. Двигался он свободно, немного раскачиваясь, и своей несколько небрежной походкой чем-то напоминал атлета.

Сев за стол, я принялся изучать юношу. У него были вьющиеся черные волосы и строгие правильные черты лица — возможно, излишне грубоватые для греков, но вполне вписывающиеся в римское представление о мужской красоте. Телом он напоминал молодого Геркулеса. Я никогда не испытывал влечения к представителям своего пола, но при взгляде на этого юношу понял, что, должно быть, чувствовали такого рода мужчины. Напустив на себя строгий вид, я спросил:

— Ты всегда являешься к государственным служащим в таком виде? Разве тебе неизвестно, что положено надевать тогу?

— Я человек новый в этом городе, — ответил он, — и никого здесь не знаю.

— Твое имя?

— Тит Анний Милон из Остии. Теперь живу здесь, под опекой Макрона.

На столе передо мной лежал старинный бронзовый кинжал, найденный в каком-то захоронении на Крите. Я приобрел его у одного человека, который клялся, что тот некогда принадлежал легендарному герою Идоменею. Впрочем, всякое бронзовое оружие, которое мне доводилось видеть, непременно приписывали какому-нибудь герою «Илиады». Я взял кинжал со стола и бросил юноше: «Лови!» Тот молниеносно выставил руку. Его ладонь была столь тверда, что мне даже почудилось, будто при ударе о нее бронза лязгнула.

— Ты из гильдии гребцов?

Только у гребцов могли быть такие закаленные трудом руки.

Он кивнул:

— Провел три года в море, в погоне за пиратами. А последние два возил баржи, курсировавшие между Римом и Остией.

Гильдия гребцов была весьма мощной, и в ней запрещалось применять более дешевый рабский труд. Юный Милон был прекрасным примером того, как мог выглядеть трудившийся на этом поприще человек, который получал хороший заработок и позволял себе питаться не хуже всякого свободного гражданина.

— Так что же Макрон просил тебя передать мне?

— Во-первых, мальчишка, который забрался в твой дом и стукнул тебя по голове, из чужаков.

Он бросил кинжал, и тот упал на кипу папирусов, примяв их своей тяжестью.

— Он уверен?

— Забраться в дом важного человека за каким-то несчастным бронзовым амулетом может только тот, кого на это дело наняли. Никто из наших в ту ночь этого не делал. Они доложили об этом главарям своих банд, а те в свою очередь Макрону. Никто бы не стал скрывать такого рода преступление.

— Ладно, продолжай.

— Синистра убил какой-то азиат. Удавка из тетивы — это в их духе. В Риме предпочли бы скорее пустить в ход сику, пугио или меч.

— Или дубинку. — Я дотронулся до своей все еще болезненной макушки. — Все эти иностранные убийцы весьма на руку Макрону. Я подозревал его в чем угодно, только не в наивности.

— Даже такой человек, как мой патрон, не может быть виноват во всех смертных грехах. — Он расплылся в обворожительной улыбке. — И наконец, что касается Г. Агера. Того, который купил Синистра. Он служит надсмотрщиком на ферме неподалеку от Байи. Нам понадобится еще несколько дней, чтобы разузнать, кому она принадлежит.

— Очень хорошо. Скажи Макрону, чтобы он держал меня в курсе дела. И как только что-то выяснится, пусть снова пришлет тебя, чтобы дать мне знать. Ты выглядишь гораздо приличнее большинства его громил.

— Приятно слышать. Я могу идти?

— Да. Вот еще что. Пусть Макрон купит тебе какую-нибудь тогу.

Напоследок сверкнув своими безупречными зубами, он вышел. Да, этот молодой человек был определенно лучше того уличного сброда и бывших гладиаторов, из которого обычно складывались банды. Мне пришлись по вкусу его непринужденность и сообразительность. Я всегда был не прочь завести полезное знакомство с кем-нибудь из низших слоев римского общества, и сейчас был как раз такой случай. Ибо я нутром чуял, что этот юноша далеко пойдет, если, конечно, сумеет уцелеть.

По пути к дому отца я размышлял над полученными мною новыми сведениями. Происхождение моего обидчика и убийцы Синистра представляло интерес только в том случае, если оба преступления совершил один человек. Но это было невозможно. Убийцей Синистра мог быть только такой же сильный и тренированный мужчина, как он сам, но никак не мальчишка, который проник в мой дом. Подозрение, что преступник был азиатом, не давало мне покоя. Но его еще предстояло доказать.

Гораздо больше меня беспокоил другой вопрос. Зачем было Г. Агеру приезжать из Байи, что находилась в Кампанье, в Рим? Очевидно, не только затем, чтобы купить гладиатора и отпустить его на волю? Я стал вспоминать знакомых мне людей, которые имели загородные дома близ Байи. Прежде всего, Цезарь, Гортал и Помпей. Но это еще ни о чем не говорило. В таком знаменитом курорте, как Байя, приобретал виллу всякий, кто мог себе это позволить. Я тоже намеревался это сделать, как только разбогатею. Этот курорт славился шикарным, беспечным и безнравственным образом жизни. Моралисты обожали разглагольствовать о разложении Байи. Это привлекало сюда еще больше народу.