Надежда Попова - Ради всего святого

Бумага зашуршала, переходя из рук в руки; секретарь притих в своем углу, без нужды перебирая перья. Полутишина парила долго, тяжело, повиснув под камнем сводов. Секретарь уже замер неподвижно и стал смотреть прямо, изредка скашивая взгляд на трех людей за столом.

— Н-да-а… — вздохнула, наконец, фигура слева и, отложив лист протокола, снова сложила ладони на столе. — Откровенно г-говоря, я ожидал увидеть очередную провинциальную тяжбу.

— Ты так мало мне доверяешь, брат?

— Что ты. Просто слишком часто в последнее время ты стал обращаться за п-помощью ко мне там, где можно обойтись своими силами, а ты, — поклон вправо, — брат, уж прости меня, бываешь слишком нерешительным временами.

— Да что уж тут. Я и сам знаю. Но неужели скажешь, что здесь все просто, и мы напрасно тебя потревожили?

— Не скажу. Дело д-действительно непонятное. Оно и просто, кажется, а все-таки сложно… — невидимые в полумраке глаза нашли секретаря, и капюшон кивнул: — Пусть ведут.

Дверь за секретарем закрылась с таким тяжким скрипом и лязгом, что фигура слева обернулась.

— Н-да… И… Вопрос немаловажный, б-братья: протокол дознания — без купюр?

— Конечно. Ведь протоколы только для сугубо внутреннего пользования; все точно, от первого до последнего слова, как же иначе.

— По-разному, брат, по-разному… — один из листов снова зашуршал под руками. — Бывает и так, что не все можно д-доверять бумаге. Господь наградил вас проницательностью, но кое-что, братья мои, достигается опытом и знанием определенных правил… Почему вам и п-пришлось, собственно, посылать за мной.

…

Вопрос. Хочешь ли ты сознаться в сотворенном тобой бесчинстве прямо, откровенно и добровольно, чтобы облегчить свою участь и получить прощение Господа?

Ответ. Мне не в чем сознаваться, я ничего не сделал, я не знаю, за что я здесь.

В. Травы, порошки и мази, найденные в твоем доме, все ли принадлежат тебе, или что-то из них тебе незнакомо?

О. Я не знаю, я просто не могу знать этого — я ведь не видел, что у меня забрали. Если вы мне покажете что-то, я тогда смогу сказать, мое оно или нет, но я не могу знать обо всем, что можно найти в моем доме. Ведь если кто-то хочет меня оклеветать, мне можно подбросить все, что угодно — меня почти не бывает дома.

В. По какой причине?

О. Потому что я собираю травы, я почти всегда в полях или в лесу.

В. Зачем ты собираешь травы?

О. Я просто знаю, какие из них от каких болезней надо пить или прикладывать, я их собираю и даю людям, только и всего.

В. Ты лечишь людей?

О. Только отварами и припарками из растений, которые людям давал Господь от сотворения мира! Ведь не грех же использовать в пищу яблоки, от которых польза зубам? Ведь это — не грех? Значит, и готовить отвары из березовых листьев, если мучит ломота в суставах, тоже не грех!

В. Итак, ты помогаешь людям? Ответь просто.

О. Да.

В. Тогда кто и за что может пожелать оклеветать тебя?

О. Я не знаю.

В. У тебя есть ненавистники?

О. Я не знаю… но ведь ненавистники — они всегда так, о них не знаешь, пока они не ударят в спину… Это я так, образно, не в прямом смысле…

В. Ты мог кому-то навредить?

О. Своим лечением? Не знаю. Не думаю. Я ведь еще слишком мало знаю, а потому не могу лечить серьезных, опасных болезней, поэтому, если б я и ошибался в диагнозе и дал не то лекарство, ничего серьезного это не принесло бы. Я имею в виду, такого, чтобы за это желать мне смерти…

В. Почему ты заговорил о смерти?

О. Ну… я ведь… я ведь здесь…

В. И ты так уверен, что тебя непременно ждет смерть? Почему?

Обвиняемый не дал ответа.

В. Отвечай суду.

Обвиняемый не дал ответа.

В. Ты уверен, что Высокий суд предвзят к тебе?

Обвиняемый не дал ответа.

В. Значит, пока выходит так, что это ты предвзят к Высокому суду. Почему? Тебе есть чего бояться?

О. Я не знаю.

В. Или да, или нет. Если ты не знаешь, значит, на твоей совести что-то есть, какой-то грех, и ты лишь не уверен в том, знает ли о нем суд.

О. Нет, на мне нет никакого греха!

В. Никакого?

О. Нет, я не то хотел сказать, я… Я хотел сказать, что никому не причинял вреда сознательно и не совершал преступления. Вы хотите, чтобы я сознался в преступлении, но я не знаю, о чем вы говорите!

В. Использовал ли ты когда-нибудь ядовитые травы, ягоды, грибы или что-то подобное во вред человеку?

О. Никогда!

В. Напоминаю тебе, что ты можешь облегчить свою участь, если будешь говорить откровенно и ничего не утаивая. Спрашиваю тебя снова: использовал ли ты ядовитые снадобья, чтобы причинить вред человеку?

О. Нет, никогда, я никогда ничего подобного не делал! Я лекарь, я помогаю людям, я никогда бы не принес ближнему несчастья!

В. Лечил ли ты когда-нибудь как-либо, помимо отваров и порошков? Лечил ли ты наложением рук, взглядом, словами?

О. Нет, ничего такого.

В. Напоминаю тебе вторично, что ты должен быть откровенным и ничего не скрывать. Ты лжешь Высокому суду. Запомни, что в третий раз я не буду напоминать об этом словесно, и придется причинять тебе боль, чтобы ты осознал, насколько серьезно обвинение. Итак, я спрашиваю снова: лечил ли ты когда-нибудь наложением рук, взглядом, словами?

О. Никогда! Я никогда не делал ничего такого!

К обвиняемому было применено однократное слабое прокалывание кожи за ухом.

В. Зачем ты снова лжешь суду? Свидетели показывают, что ты, готовя некую мазь, а потом — втирая ее в колено больного, шептал что-то, слов чего разобрать было нельзя. Что скажешь об этом?

О. Это молитва, это просто молитва! Я прошу вас, это просто молитва!

В. Какая и с какими словами?

О. Я читал молитву Пресвятой Деве Марии, я определял по ней время, какое надо варить и втирать мазь, только и всего! Я просил благословить мою работу для людей, а еще я знаю, что мазь бывает готова, когда успеваешь прочесть эту молитву пятнадцать раз, а когда ее надо втирать, то укладывается четыре раза, это все, что я делал! Я не говорил никаких непозволительных слов, я не умею лечить словами или руками, я просто знаю травы, вы должны мне верить! Спросите кого угодно — я богобоязненный человек, я постоянно посещаю церковь, хожу к исповеди, жертвую на церковные нужды, я чту Господа нашего!

В. Успокойся и просто будь честным перед судом, тогда ты избежишь таких болезненных мер. И ответь: не случалось ли тебе замечать, что ты можешь быть причиной несчастий ближних невольно?

О. Нет, никогда я никому не приносил несчастья, я говорил уже, я много раз говорил, что никому не причинял зла…

В. Ты слушаешь невнимательно. Я спросил, не замечал ли ты, что невольно становишься виновником несчастий? Не бывало ли такого, что вдруг умирал, заболевал, разорялся или иначе страдал человек, на которого ты затаил обиду или которому бросил необдуманное проклятье?