Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц

— Сейчас мне не известно, — теперь Пауэрскорт представлялся Роузбери и открыто непокорным, и очень решительным человеком, принявшим серьезный вызов и не намеренным отступаться, — что означали для Ланкастера слова «Semper Fidelis». Мысли того, кто вознамерился покончить с собой, редко бывают ясными. Но я немного знал молодого человека и немного знал его семью. И прежде чем с этой печальной историей будет покончено, я отыщу ответ. Я тоже буду Semper Fidelis памяти и о нем, и о его смерти.

В столице страны новость о кончине предполагаемого престолонаследника достигла Мэншн-Хауса [34] Официальная резиденция лорд-мэра лондонского Сити. .

«Наш возлюбленный сын скончался этим утром. Альберт Эдуард».

Большой колокол собора Святого Павла разнес печальную весть по городу. И пока члены королевской семьи покидали спальню герцога, по телеграфным линиям летели в Лондон новые сообщения.

«Сандринхем, 9.08 утра. Произошли изменения к худшему и, боюсь, надежд осталось не много. Шепстоун».

«Сандринхем, 9.35. Его королевское высочество скончалось около 9.10 утра. Шепстоун».

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт внимательно всматривался в заполненный венецианскими судами канал Сан-Марко. Целую стену большой гостиной его дома в Роуксли-Холл покрывали репродукции венецианских полотен — прозрачные панорамы Serenissima [35] «Безмятежнейшая республика» (итал.) — так называли Венецию в Средние века. кисти Каналетто, важные олигархи Венеции пятнадцатого столетия, написанные Джентиле Беллини совершающими в самых своих великолепных мантиях торжественный обход площади Святого Марка в честь нового Дожа.

Вот где Пауэрскорту было уютно. Вот где он мог отдохнуть. Восемь дней, проведенных в Сандринхеме, изнурили его совершенно — как если бы он безвылазно просидел их в парнике. В парнике Смерти, обитатели коего собрались в нем, чтобы поклоняться року, до тонкостей продумав ритуалы поклонения. После возвращения в Нортгемптоншир он целый день бродил сначала по огромному Рокингемскому лесу, а потом по своим полям, дойдя до Фодерингея. Теперь он, наконец, мог мирно побеседовать с лордом Джонни Фицджеральдом.

Лорд Джон заменил пиво «Кингз-Линн» двумя бутылками «Нюи Сен-Жорж». Хорошее бургундское, заверил он Пауэрскорта, есть мощный стимулятор мыслительных процессов.

— Джонни… — Пауэрскорт оторвался от своих венецианских грез, погадав напоследок, так же ли трудно было иметь дело с нотаблями, шествующими вокруг площади Святого Марка, как с членами королевской семьи Британии. — Пора подвести кое-какие итоги.

— Я тоже размышлял об этом убийстве, Фрэнсис. Сдается мне, оттолкнуться нам пока особенно не от чего. Эти старые зануды хотя бы позволили тебе поговорить с членами семьи о том, что происходило в ночь убийства?

— Там было много старых зануд, Джонни. Но, полагаю, старый зануда, которого ты имеешь в виду, это сэр Уильям Сутер, распорядитель Сандринхема.

Пауэрскорт с горечью вспомнил просьбы, с которыми он обратился к личному секретарю. Если предполагается, что он будет проводить расследование, так надо же позволить ему задать хотя бы несколько вопросов. Хотят они, чтобы он раскрыл это страшное преступление, или не хотят? Они хоть представляют себе, насколько трудной становится его задача в отсутствие сведений, на которые он мог бы опереться?

Все было пустой тратой времени. Сэр Уильям заверил его, что никто в доме не слышал ничего необычного и что Пауэрскорту нет решительно никакой нужды обременять себя расспросами, — они никуда его не приведут и лишь расстроят попусту семью, которой и так-то приходится нелегко.

— Думаешь, им есть что скрывать? Что они, возможно, пытаются защитить кого-то из своих? И потому не желают ничего говорить? — лорд Джонни уже завершил возню с пробочником и теперь вглядывался в бокал, наполнившийся густо-рубиновым «Нюи Сен-Жорж».

— Вероятно. Очень вероятно. Не думаю, однако, что исходить нам следует именно из этого. Давай-ка, Джонни, вернемся к самому началу. Кто мог испытывать желание убить принца Эдди, герцога Кларенсского и Авондэйлского?

— Ладно, ладно, давай поразмыслим о мотивах, — Фицджеральд отхлебнул вина, дабы оживить мыслительный процесс. — Предположим, что ты — правительство. Не один из министров, а правительство в целом. Существует Виктория, замуровавшаяся в Виндзоре, или Осборне, или Балморале [36] Замок Балморал в графстве Абердиншир — официальная резиденция английских королей в Шотландии. , или где-нибудь еще, вечно одетая в черное — в знак траура по принцу Альберту и Джону Брауну [37] Джон Браун — любимый шотландский слуга королевы Виктории и принца Альберта. . Долго ей не протянуть. И тогда на троне окажется Эдуард. Король Толстопуз, собственной персоной.

Уж не обладает ли бургундское властью обращать тех, кто поглощает его, в республиканцев, утверждая трехцветный флаг не силой оружия, но с помощью пыльных бутылок «Премье Крю»? [38] Буквально: «первый виноградник» — слова, стоящие на этикетках лучших французских вин.

— Он ведь станет Эдуардом VII, не правда ли? — продолжал лорд Джонни. — Думаю, с ним они так или иначе сладят. Правительство, то есть. Напридумывают кучу всяких церемоний, чтобы он мог то и дело переодеваться. Но посмотри, кого они получат на троне после него. Безразличного, ко всему придурковатого гомосексуалиста. Хотел бы ты, будучи премьером или министром иностранных дел, сражаться за Британию, во главе которой стоит подобный гаер? Так почему бы не избавиться от него уже сейчас? Как тебе такая идея? — Джонни Фицджеральд выглядел чрезвычайно довольным собой, как если бы ему удалось с первой же подачи выбить бэтсмена, послав мяч в калитку.

— Возможно, так они и сделали, Джонни. Мысль отнюдь не дурная. Кто-то из конюших, подкупленный одной из секретных служб, о которых говорил Шепстоун, направляется в Сандринхем, чтобы спасти страну. Думаю, это вполне возможно. Но, правда, существует одно обстоятельство, заставляющее меня усомниться в правоте подобного объяснения.

— Что такое, Фрэнсис, уж не хочешь ли ты сказать, что правительство страдает обострениями нравственного чувства?

— Разумеется, нет, — усмехнулся Пауэрскорт. — Шкала времени — вот что внушает мне сомнения. Я думаю, что разные люди используют разные шкалы времени. Если ты человек королевской крови, говорил мне Роузбери, шкала времени у тебя очень длинная, длиннее даже, чем у аристократии. Ты думаешь о выживании твоего дома, о том, чьи головы будет раз за разом украшать корона — и думаешь на двадцать, на пятьдесят лет вперед.

Если же ты — правительство, шкала времени у тебя очень короткая. Дальше следующих выборов ты просто не заглядываешь. Пока Эдди не занял трон, серьезных неприятностей от него ждать не приходится, а это когда еще будет, намного позже того дня, в который страна очередной раз отправится к избирательным урнам. Вот почему утверждение, что случившееся — дело рук правительства, кажется мне малоправдоподобным. Хотя и не совсем уж невероятным.