Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц

«Италия» прозвучала у нее, как имя соседа — ближайшей помещичьей семьи, быть может.

— Знаю, леди Грешем. Довольно хорошо. Он не сказал, направится ли он прямиком в Рим?

Он и направился уже прямиком в Рим, думал Пауэрскорт, подобно Ньюмену [65] Ньюмен Джон Генри (1801–1890) — английский теолог, педагог, публицист и церковный деятель. В 1845 году перешел из англиканства в католичество, с 1879 года кардинал. , Маннингу [66] Маннинг Генри Эдуард (1808–1892) — английский церковный деятель. Первоначально священник англиканской церкви. В 1851 году перешел в католичество, стал примасом католической церкви в Англии, с 1875 года кардинал. , всем тем, кто обращается в католичество, — сотням, если не тысячам людей, проделавшим это при одной только его жизни. Впрочем, Пауэрскорт чувствовал, что упоминать об этом не стоит.

— Что-то такое он говорил. По-моему, он сказал, что сначала заглянет в Венецию.

В этой длинной, длинной гостиной разожжены были два камина. И все-таки Пауэрскорт все то время, что сидел в ней, ощущал холод. Возможно, здесь никогда уже не станет тепло.

— Впервые я отвезла его в Венецию, когда ему было шестнадцать, лорд Пауэрскорт. Нас было лишь двое, он и я.

Пауэрскорт так и видел их, уже не в гребном ялике, а в гондоле, пролагающей путь по переполненным лодками водам Большого канала.

— Эдуард обожал Венецию. Он говорил, что в ней привлекательно все. И любил прогулки по самым бедным кварталам — ну, знаете, лорд Пауэрскорт, разрушающиеся, обваливающиеся в воду палаццо, свисающее из окон постиранное белье.

— Я очень хорошо понимаю, о чем вы говорите, леди Грешем. Правда. Вы замечательно все описали.

Она снисходительно улыбнулась. А Пауэрскорта вдруг страшно потянуло к расписаниям поездов. Поездов, пересекающих Европу. К быстрейшему способу достижения Венеции. Способу опередить лорда Эдуарда Грешема, некогда — конюшего покойного герцога Кларенсского и Авондэйлского, совершающего ныне путешествие в Рим. Может быть, стоит послать со станции телеграмму дворецкому лорда Роузбери?

Увы, но кекса с цукатами леди Бланш мне не предложила, думал, откланиваясь и вспоминая сытное шаптонское угощение, Пауэрскорт. Собственно, она не предложила мне ничего. Возможно, весь наш разговор показался ей на редкость безвкусным.

Из экипажа, который уносил его по промерзшему парку к станции, Пауэрскорт видел, как она стоит у окна своей длинной, длинной гостиной, глядя ему вслед, — старая, оледеневшая от гордыни женщина, наблюдающая за отъездом последнего визитера дома Грешемов, Торп-Холла. Она вновь осталась одна в огромном холодном доме с барочными потолками, наедине с воспоминаниями о давно сбежавшем муже и блудном сыне, с воспоминаниями о давних Грешемах, неотрывно взирающих на нее со стен ее салона, приветствующих ее из мраморных гробниц семейной усыпальницы, в которую она ходит молиться. А может быть, размышлял Пауэрскорт, она вовсе и не одинока. Может быть, она одолевает настоящее тем, что живет в прошлом.

Грешемы не плачут. Не плакали тогда. Не плачут и теперь.

Как бы там ни было, думал он, представить себе леди Бланш Грешем, изготовляющей кекс с цукатами, невозможно. Она послала бы за ним в лавку.

В лавку бакалейщика.

«Семичасовой поезд до Дувра, мой лорд. Приходит прямо к парому до Кале. Наибыстрейший маршрут, мой лорд».

Послужившая ответом на его телеграмму записка от Уильяма Лита, дворецкого Роузбери, уже дожидалась Пауэрскорта при его возвращении на Сент-Джеймсскую площадь. Времени он зря не тратит, подумал Пауэрскорт. А следом ему пришло в голову, что для человека с возможностями Лита, с его полками и полками железнодорожных расписаний, исполнение просьбы, содержавшейся в телеграмме, было, скорее всего, детской игрой. Другое дело — Калькутта или города-близнецы Миннеаполис и Сент-Пол.

«Экспресс до Парижа. Прибывает в 4.30. Северный вокзал, мой лорд. Я предложил бы доехать парижским такси до Лионского. Ночной поезд до Милана, мой лорд. Прибытие в 7.30. Завтрак на вокзале. В буфете миланского вокзала подают на завтрак очень вкусный рулет, мой лорд. Начиная с 8-ми, поезда на Венецию отходят каждый час. К ленчу, мой лорд, или сразу после полудня Вы уже будете в Венеции. Взял на себя смелость забронировать для Вас места во всех этих перевозочных средствах. За исключением такси, мой лорд. Предварительная покупка билетов на них дело сложное, если вообще возможное. Номер заказан в отеле "Даниэли". Центр города. Рекомендован лордом Роузбери».

Откуда, Боже ты мой, знает он о буфетном рулете, подивился Пауэрскорт? Быть может, клиенты Лита отчитываются перед ним, пополняя энциклопедию железнодорожных знаний, которая копится в маленькой твердыне, разместившейся на подвальной лестнице дома Роузбери? Пока поезд катил из Парижа на юг, по Божоле и вдоль вод Роны, Пауэрскорт подсчитывал своих мертвецов.

Принц Эдди в той страшной комнате Сандринхема. Ланкастер, самоубийство в лесу. Верен навек. Semper Fidelis. Саймон Джон Робинсон из Дорчестера на Темзе, место кончины неизвестно. Господи, прости им, ибо не ведают, что творят. Двое джентльменов из клуба гомосексуалистов в Чизике. Леди Луиза Грешем, погребенная в какой-то католической часовне Центральных графств, не оплаканная и не любимая свекровью.

Их уже шестеро. Шесть трупов. Какая нить связывает их воедино? И существует ли она, эта общая нить? Кроется ли ответ в Венеции или в Лондоне? Или ждет его где-то еще?

Когда поезд поворотил на восток и занялся долгим подъемом в Альпы, Пауэрскорт уснул. Ему ничего не приснилось. Хороша ночь без сновидений, думал он, пробуждаясь и слушая, как рычание огромной паровой машины вторгается в глубокое безмолвие гор.

Железнодорожный вокзал Санта-Лючия расположен не так уж и далеко от Большого канала. Санта-Лючия, радостно думал Пауэрскорт. Они тут даже вокзал назвали в честь леди Люси. Как это мило с их стороны. А где-то рядом, за углом, стоит, наверное, посвященный ей храм, может быть, даже палаццо. Впрочем, насчет палаццо он уверен не был.

Престарелый гондольер с тонкими усиками и в красном берете, которые гондольеры, похоже, не снимают никогда, доставил его в отель. Когда они отплывали, гондольер глубоко вдохнул, наполняя легкие влажным венецианским воздухом.

— Прошу вас, — сказал Пауэрскорт, успев вовремя поднять ладони. — Прошу вас, per favore , без пения. Niente opera , — в отчаянии продолжал он. — Silenzio. Per favore. Niente arie [67] Пожалуйста… Никаких опер… Молчание. Пожалуйста. Никаких арий (итал.). . He надо петь.

Гондольера точно громом ударило.

— Никаких арий? Ни одной, синьор? Даже маленькой? Может быть, заздравную из «Травиаты»?

— Никаких арий, — твердо сказал Пауэрскорт. — Ни единой. Ни даже этой заздравной, черт бы ее побрал.