Ирина Глебова - Пока не пробил час

Управляющий встретил их на крыльце, провел по парадной мраморной лестнице на второй этаж, показал подготовленные для молодого хозяина и его гостьи комнаты, доложил, что «ленч» будет подан через полчаса. На минуту задумавшись, Юлиан попросил:

– Накройте не в столовой, а в дубовом зале. Это можно?

Когда он ввел Надю в помещение, которое назвал «дубовым залом», она застыла, пораженная. Стены его, обшитые дубом, казались наклонены одна к другой и почти сходились вверху. Но не до конца: их соединял застекленный витражный потолок – единственное здесь окно. Оттуда лился солнечный свет, преломлявшийся зелеными, красными, синими бликами. В одном конце изразцовая темно-зеленая печь изображала маленький, словно игрушечный замок. В другом – украшением был камин, стилизованный под готику.

Для молодых людей был накрыт небольшой стол, их обслуживал расторопный лакей европейского вида: в белом пиджаке, с галстуком-бабочкой, крахмальной салфеткой на сгибе локтя.

– Материнская выучка, – кивнул на него Юлик, и в его голосе прозвучала гордость.

– Я еще раньше догадалась, что ты любишь свою матушку. Но ведь она тебя бросила, разве не так?

Юлик пожал плечами:

– Госпожа Кокуль-Яснобранская – очень своеобразная женщина. Она совершенно искренне считает, что материнский долг выполняет сполна. Всем, кто меня содержал, она всегда щедро платила – пансиону, родственникам. И за мою учебу тоже. Обычно раз в год мы виделись, проводили недельку вместе: она возила меня с собой в театры, на балы или в гости. И очень бы удивилась, если бы я на что-то пожаловался – чего же мне еще надо? Дети и родители не должны мешать жить друг другу – это ее кредо. Да, моя мать такая и другой никогда не будет. Что же ее осуждать…

Голос Юлика дрогнул от горечи на последней фразе, и Надя совершенно непроизвольно положила ладошку на его руку. Нет, никогда она не сможет понять женщину, живущую в свое удовольствие вдали от единственного сына! Ведь сама она всегда была окружена любовью и нежностью родителей – каждый день!

– Скажи, Юлик, а разве отец тебя не любил – в детстве, когда вы жили еще все вместе? – Девушка недоуменно покачала головой. – Разве можно разлюбить сына?

– Наверное, можно. Да, ты точное слово подобрала: «разлюбить». Думаю, отец и в самом деле меня разлюбил!

– Ты и его не осуждаешь?

– Не знаю…

Юлик кивнул лакею, указав на бутылку шампанского в ведерке со льдом. Тот ловко откупорил и разлил по бокалам. Они немного выпили, но Надя продолжала смотреть вопросительно, и он ответил:

– Отец поначалу очень хотел меня видеть, просил мать позволить нам встречаться. Но она отказала, как всегда умела – категорически. Он переживал, писал мне письма, но мать сумела и этому поставить заслон. А потом он женился, у него родились другой сын и дочь… Его жена захотела, чтобы он совершенно порвал с моей матерью, а это автоматически означало отказ и от меня. Он сделал так, как она хотела, а теперь, наверное, и сам считает, что поступил правильно… Знаешь, Наденька, мои питерские брат и сестра даже не подозревают о моем существовании!

– Это же совсем не по-человечески! – Девушка всплеснула руками. – Он сам на себя накликает божью кару!

– Забудем о них. Это все в прошлом! А сейчас я просто счастлив – мы здесь, вдвоем… Дай руку, я покажу тебе парк!

Часа через два они немного утомились и устали восхищаться красотой обустроенной природы и редкостями флоры. Тогда Юлик подвел девушку к старинной беседке, украшенной лепными фигурками лебедей. Отсюда открывался вид на пруд и красивый мостик. Они сели на скамейку с витой спинкой, и Надя так просто и естественно положила голову Юлику на плечо. Он обнял ее, вдыхая полынный запах ее прогретых солнцем волос:

– Я полюбил тебя с первого взгляда…

– И я тебя – с первого…

Они говорили, сидя в той же позе, не глядя друг другу в глаза – это было не обязательно, когда сердца бились настолько в лад.

– Я хочу, чтобы мы обручились, но в твоей семье траур… Боюсь оскорбить чувства твоих родителей!

– Мы с тобой не виноваты, что так получилось! Сделаем скромное обручение, память тети Веры это не оскорбит…

Они долго не выходили из беседки. Губы девушки были так доверчивы и наивны. Она явно еще не умела целоваться! У Юлика же был большой интимный опыт. Искушенные женщины, разбитные опереточные актриски, мамзельки из публичных домов – кого он только не перевидывал за свои вольные, неподконтрольные, никому не подотчетные годы! Один раз легкой венерической болезнью переболел – слава богу, не сифилисом! Это его испугало, заставило быть осторожнее, разборчивее… Он легко увлекался, быстро остывал. Но Надя… Это совсем другое чувство, он убежден! Сильное, долгое – наверное, на всю жизнь. Ведь недаром они увидели и полюбили друг друга при таких необычных обстоятельствах – в зале суда! И этот человек – исправник Макаров, – и в Надиной жизни и в его собственной играет важную роль. Только какую?

Держась за руки, они спускались к дому по тропинке, огибающей террасы.

– Скажи, Наденька, а господин Макаров… что он за человек?

– Дядя Анатолий? Он хороший, ты, Юлик, не держи на него обиды! Он теперь знает, что ошибался. А сейчас он так страдает!

– Ты говорила… он и его погибшая жена были счастливы.

– Да, ты бы видел! Они так друг друга любили! Дядя Анатолий всегда был так внимателен к тете Вере, просто пылинки с нее сдувал! Неужели этого страшного человека, убийцу, не поймают?

– Почему же! – Юлик пожал плечами. – Вот приехал из губернского центра следователь, говорят – очень толковый. Значит, за дело возьмутся серьезно.

– А я боюсь! Ведь кого-то опять могут убить… женщину!

– Не бойся, Надюша, тебе ничего не угрожает! Я все время буду рядом с тобой. И – твой дядя, исправник… Он небось тоже обещал тебе защиту? Ему как раз и карты в руки!

– Да, он говорил, что сумеет меня защитить. Видишь, Юлик, какой он замечательный! Жена только что погибла, а он о других переживает.

– Я вижу, ты его любишь. – Юлик глянул искоса, чуть вскинув подбородок. – А он тебя?

Девушка уловила в его интонации настороженность и засмеялась:

– Ты что же, милый мой, ревнуешь? Так ведь Анатолий Викторович – мой дядя. Он и любит меня по-родственному, как будто маленькую девочку. Сам-то он уже… ну, еще не старик, но и не молодой. Тридцать пять лет!

– Наденька, да что ты! – воскликнул Юлик удивленно. – Исправник Макаров всего на восемь лет старше меня. Это значит, и я для тебя – не молодой?

– На восемь? – Надя на минутку задумалась. – Ого, на восемь лет! Ты, Юлик, такой как надо! А Макаров, даже если и не стар, все равно – он мой дядя! И этим все сказано!

– Значит, ты говоришь – он хороший человек? – спросил Юлик уже спокойно.