Ирина Глебова - Пока не пробил час

– Все пройдет, сударыня, все пройдет!

Потом кивнул Юлиану:

– Постарайся, чтобы она скорее забыла все плохое…

Впервые он позволил себе назвать Кокуль-Яснобранского на «ты» – на прощание.

Когда вокзал скрылся из глаз и поезд пошел набирать ход, Люся, стоя у окна, весело отметила:

– Тебя провожали как настоящего героя.

– А тебе, дорогая, не помешало бы почаще видеть такие сцены. Вот тогда бы ты оценила своего мужа по достоинству!

– Выше, чем я, никто тебя не оценит!

Люся склонилась над ним, обняла за плечи, прижалась щекой к щеке…

В этот момент в двери постучали, и к ним заглянул официант в белой форменной куртке. Он сказал, что шеф-повар вагона-ресторана просит оказать честь и отобедать, поскольку все уже наслышаны о громком деле, которое раскрыл следователь Петрусенко. Им сервировали столик у окна. На десерт Викентий и Люся пили кофе, Катюша – оранжад.

– Помнишь, Люсенька, я рассказывал тебе… Когда ехал в Белополье, вот так же смотрел в окно и думал: «Какое невероятное совпадение! Второе убийство произошло именно в ночь после суда, словно нарочно опровергая виновность осужденного… Нет, это не может быть случайно!» И что же вышло? Я оказался прав! Хотя все произошло не так, как я предполагал вначале, но главное – это не было совпадением. Как говорили несколько поднадоевшие тебе древние философы: «Eppur si muove! – а все-таки она вертится!

– Кто вертится, папочка? Я сижу спокойно, доедаю мороженое!

Катюша и правда увлеченно скребла ложечкой по дну розетки, собирая остатки уже растаявшего мороженого. Викентий и Люся одновременно рассмеялись.

– Земля вертится, Катенька, Земля! Ты хоть у нас и непоседа, но так постоянно вертеться не можешь.

– Очень сильно вертится, – согласилась девочка и ткнула пальчиком в пробегающий за окном пейзаж. – Вон как поезд качается!

Через полчаса она уже крепко спала на полке с поднятой сетчатой боковиной. Викентий и Людмила сидели на диванчике. Он курил трубку, обнимая прильнувшую к нему жену. Больная нога покоилась, вытянутая, на специальной подставке. Он все еще никак не мог отрешиться от белопольских событий – думал об исправнике Макарове. Красивый, молодой мужчина, сильный характер… И ум ему был присущ, и смелость. Все, буквально все окружающие его люди были о нем высокого мнения, уважали его, а многие – любили. Когда и почему произошел роковой поворот в его жизни? Случилось ли это постепенно, незаметно или мгновенно? Два таких ужасных убийства! Да, сейчас уже выяснены и мотивы, и обстоятельства. Но остается неразгаданная, необъяснимая тайна – тайна внутреннего состояния преступника, который до какого-то времени оставался самым обычным человеком. И вдруг!.. Этого уже никто никогда не узнает. Да и не в его это, следователя, компетенции, это дело науки, которая зовется психология. Он же свое дело сделал…

Люся, похоже, тоже не могла забыть недавних событий. Спросила:

– Скажи, Викентий, вот ты рассказывал мне, но я не поняла кое-что. Ты в самом деле считаешь, что Савичева отравила мужа? Это возможно? Ведь ты говорил об этом Макарову!

– Нет, дорогая, честно говоря, серьезно я об этом не думал. Мне нужно было сбить Макарова с толку каким-нибудь тревожным для него вопросом – пусть и абсурдным. Вывести из равновесия. Мне нужно было посмотреть его реакцию: невиновный человек согласился бы с логикой моих рассуждений и, скорее всего, поддержал бы меня. Он же стал обвинять меня в бессилии, чуть ли не в глупости…

– Слушай, а может, в твоей выдумке есть доля правды? Или вся правда! Иначе почему он так разозлился? А вдруг они вместе с Савичевой извели ее мужа?

– Если и так, они оба теперь отвечают за это не перед людским судом!.. Знаешь, я рад, что Макаров сделал тот выбор, который сделал.

Люся отстранилась на минутку, посмотрела мужу в глаза:

– Теперь-то я понимаю, что ты сразу же предполагал, что он совершит самоубийство. Как я тебя уговаривала взять себе подмогу, помнишь? А ты все оговаривался, приводил разные аргументы: «Не хочу позорить перед подчиненными… У нас силы равны…» Признайся, ведь надеялся, что Макаров покончит с собой?

– Очень надеялся! – кивнул Викентий Павлович. – Это для него оставался единственный благородный выход из положения. А я считал, что понял его характер, – вот и предполагал. Признаюсь, Люсенька, – даже подтолкнул его слегка… Сказал одну фразочку… И не жалею, совершенно не жалею! Убежден, что по-настоящему помог этому человеку…

– Все хорошо, что хорошо кончается, дорогой. Но ведь все-таки он тебя ранил!

– Смотри! – Викентий вытянул губы и выпустил к потолку стайку аккуратных голубых колечек: больше, чуть меньше, меньше, еще меньше… И когда жена засмеялась, весело ответил ей: – Нет худа без добра! Вот возьмем и правда поедем с тобой на какой-нибудь хороший курорт. В какой-нибудь Баден-Баден!

– Бог мой, Викеша, ведь это и в самом деле отличное место для лечения ран! Там, в горах Шварцвальда, чудесные целебные воды! В юности я была там с родителями, и теперь мне очень хочется поехать туда еще раз… Если ты, конечно, не шутишь!

– Наверное, не шучу, – улыбнулся Викентий Павлович, с любовью глядя на жену.

Викентий Павлович чувствовал себя неплохо несколько дней, за которые как раз подвел итоги расследованию и написал подробный отчет. И тут же сразу начались осложнения с раной, словно организм собрал все силы для завершения важного дела, а потом сразу же сдал… Пришлось снова звать врачей. Мальчикам о ранении Викентия Павловича сообщать не стали. Они вернулись в Харьков, когда он уже вновь хорошо себя чувствовал и довольно резво ходил, хотя заметно хромал и опирался на трость. Так что Мите и Саше не пришлось даже поволноваться за отца, осталось только восхищаться. Впрочем, больше всего их занимали собственные приключения и открытия. В доме только и разговоров было что о кургане, скифах и сарматах, о том, как археологи нашли необыкновенно ценные для науки вещи – осколок скифской секиры с узорами на рукояти и конский налобник с изображением богини Апи. Митя даже нарисовал эту богиню – со змеями вместо ног.

– Знаешь, дядя, – рассказывал он, – наш руководитель – невероятный знаток скифской культуры и мифологии. Он рассказывал, что богиня Апи у скифов была богиней Земли, а в «Истории» Геродота она вообще объединяется с греческой Геей, то есть самой Землей. И вообще, нам очень повезло, потому что можно годами раскапывать курган и находить только черепки да осколки. А у нас – настоящие находки! Жаль, конечно, что не золотые, но для истории это не так важно…

Митя и Саша возмужали, сильно загорели, хотя это был совсем другой загар, чем курортно-черноморский: казалось, кожа их задубела от степных ветров. Глядя на них, Викентий Павлович вспоминал, что он именно такими представлял своих мальчиков, когда стоял в той церковной постройке, ожидая Кокуль-Яснобранского и Макарова. В ту ночь, когда был ранен…