Эдвард Марстон - Голова королевы

Николас сидел на стуле в доме Анны в Бэнксайде, пока хозяйка обрабатывала рану на затылке. Он очнулся посреди улицы, с трудом поднялся и, шатаясь, доплелся до входной двери. Шляпа пропиталась кровью, в голове стоял туман, все тело ужасно болело.

— Ты думаешь, это был он? — спросила Анна.

— Уверен.

— Но как ты смог рассмотреть его в полной темноте, Ник?

— Я бы узнал его где угодно. Это был Рыжебородый.

— Кровожадный злодей поджидал тебя в засаде! — Ее голос дрожал от волнения. — Даже думать про это не могу.

— Меня не собирались убивать, — успокоил ее Николас. — Им нужно было кое-что другое. У меня украли сумку.

— С твоим экземпляром пьесы? — ахнула Анна.

— Да! Им нужна была «Победоносная Глориана»!

Анна сразу же поняла, что это значит. Единственный полный экземпляр пьесы исчез, а без него Николас не мог руководить спектаклем.

— Ужас! — воскликнула она. — Вам придется отменить завтрашний спектакль!

— Злоумышленники этого и добивались.

— Но зачем?

— Могу лишь догадываться, — ответил Николас. — Злоба, неприязнь, зависть, месть… Причины могут быть разные. Наша профессия сопряжена с ревностью.

— Но кто бы пошел на такое?

— Я не успокоюсь, пока не выясню, — пообещал он. — Ясно одно: у Рыжебородого есть сообщник. А я-то недоумевал, как он проник неузнанным в «Шляпу кардинала». Ответ прост: это не Рыжебородый приходил к бедняжке Эллис. Ей перерезал горло другой человек.

— Чтобы заставить замолчать?

— Думаю, да. Рыжебородый знает, что я за ним охочусь.

Анна Хендрик вздрогнула и закончила перевязывать ему голову. Кровь запеклась на светлых волосах, а на виске расползался уродливый синяк. По щекам Анны текли слезы любви и сочувствия. Когда Николас поднялся, она схватила его за руку.

— Ты не в том состоянии, чтобы куда-то идти, Ник.

— У меня нет выбора.

— Позволь мне проводить тебя, — предложила она.

— Нет, Анна. Я справлюсь. Кроме того, ночь предстоит длинная. Не жди меня раньше утра.

— А что ты собираешься делать?

— Заново переписывать пьесу.

Эдмунд Худ обладал даром писателя приукрашивать действительность. Отчаянно желая влюбиться, он остановил свой выбор на Розе Марвуд и убедил себя, что она самая достойная из всех представительниц прекрасного пола. Богатое воображение быстро заретушировало недостатки юной прелестницы, и она превратилась в девушку его мечты — волшебное сочетание красоты, ума, очарования и отзывчивости. Сама того не зная, Роза Марвуд, пробежав через двор, стала новым человеком. Худа не смущало то, что он даже ни разу не разговаривал с девушкой. Он влюбился, а любовь слепа.

Он битый час размышлял о добродетелях своей избранницы и решил, что нужно послать ей сонет. Он переписал стихотворение разборчивым почерком, а потом добавил фразу «Моих эмоций глубина», вычурно выделив «Э» и «Г», чтобы возлюбленная смогла узнать инициалы поклонника.

Вдохновенные мечты грубо прервал стук в дверь. Войдя, Николас объяснил, откуда у него рана на голове, и поведал свою невеселую историю. Худ задохнулся от ужаса, услышав, что пьесу украли.

— Что мы можем сделать, Ник? — простонал Эдмунд.

— Начать все с начала.

— Но у тебя был единственный полный экземпляр!

— Как-нибудь сложим из кусочков, — пообещал Николас. — Я поднял Джорджа Дарта и отправил его забрать у актеров все части. Сходил в «Куртину» и забрал сценарий. Нам помогут твой талант и моя память.

— Но на это уйдет вся ночь!

— А что ты предлагаешь? Отменить спектакль?

При одной мысли о подобном исходе Худ вздрогнул. Решение родилось за считанные секунды. Худ отложил четырнадцать строк для Розы Марвуд в сторону ради нескольких тысяч строк для зрителей, которые придут завтра в «Куртину».

Как только прибыл переписчик, они втроем уселись за работу. Подробный сценарий, подготовленный Николасом, оказал неоценимую помощь и подстегнул память Худа.

Следующим пришел Лоуренс Фаэторн. Он изливал свой гнев на труппу Банбери, приписывая преступление им. Однако неистовая ярость смешивалась с облегчением: ужасное происшествие спасло его от допросов Марджери.

Поскольку Лоуренс исполнял главную роль, то его копия дала переписчику обширный материал для работы. Большую часть пробелов заполнили с помощью текстов, полученных от актеров. Когда запыхавшийся Джордж Дарт принес их, Николас аккуратно рассортировал и разложил все по порядку. Но одного фрагмента не хватало.

— Ты зашел к Кричу? — спросил Николас.

— Его не было дома, мистер Брейсвелл, — ответил Дарт.

— Ближайший бар — вот его дом. — вздохнул Фаэторн.

— Я и туда зашел, сэр. Там его тоже не оказалось.

— Иди и найди его, — приказал Фаэторн. — В спектакле есть сцена, где он играет с двумя моряками, и у нас не хватает этого текста. Вытащи его хоть из преисподней!

Испуганный Джордж Дарт убежал искать в ночи Бенджамина, а Худ, Фаэторн и Николас продолжили восстанавливать пьесу по кусочкам. Перо переписчика ни на секунду не переставало скрипеть.

Когда рассвет постучался в окна, перед ними лежала заново созданная рукопись. Переписчик Мэтью Липтон стонал от усталости, а правая рука его безвольно лежала у него на коленях. За дело взялся Николас. С помощью сценария и своей памяти он добавил в текст все условные сигналы, реплики к началу действия, выходы и уходы, реквизит. После семи часов титанического труда уэстфилдцы восстановили суфлерский экземпляр.

— Мне нужно отдохнуть хоть немного, — простонал Худ.

— Поздно спать, — решительно сказал Фаэторн. — Лучше позавтракаем вместе и пораньше отправимся в «Куртину». — Он обратился к Николасу: — Дорогой мой, мы будем охранять тебя, не отойдем ни на шаг.

— В этом нет необходимости, мистер Фаэторн. Теперь я постоянно буду начеку.

— Это все происки Банбери! — воскликнул Фаэторн.

— Но зачем им до такого опускаться? — с сомнением спросил Худ.

— Ну, раз они опустились до того, чтобы нанять Рандольфа, значит, готовы на все.

— Да уж, накануне премьеры, — кивнул Худ. — Это подкосило бы любую труппу.

— Но только не уэстфилдцев! — с гордостью заявил Фаэторн. — Мы славно потрудились сегодня ночью, джентльмены. Ник, конечно, молодец, что так быстро собрал нас по тревоге.

— Это самое меньшее, что я мог сделать, — смущенно ответил Николас. — Вина за утрату пьесы лежит на мне…

— Не вини себя, — великодушно возразил Фаэторн. — Когда два злодея нападают на ничего не подозревающего человека, то он может чувствовать возмущение, но никак не вину. Чудовищно! Да, мы привыкли к плагиату, но это преступление иного толка! Предательство самого духа театра! Труппа Банбери поплатится за это!

— Если это они, — скептически заметил Николас.