Элизабет Редферн - Золото Ариеля

И он сдался.

«Прокаливание — первая стадия алхимии, — вспомнил он вдруг. — До полной темноты».

Она была похотлива, все время придумывала новые способы вызвать у него возбуждение. А после наслаждения, которое было очень пылким, чего она и добивалась, все превратилось в черноту. Особенно когда он вспомнил в темные предрассветные часы, что ему приказано убить человека.

Весь следующий день над парком и садами Сент-Джеймского дворца висела ноябрьская дымка, и очертания красного кирпичного дворца Тюдоров мрачно вырисовывались в сумраке. В саду мужского монастыря, к югу от окруженного аркадами двора, на землю падали последние листья платанов. Грачи кричали на голых ветках, и сырой воздух был наполнен запахом гниющих листьев. Дым от костра, разведенного садовниками, поднимался вверх медленной струйкой.

Было четыре часа, и быстро смеркалось, но рабочие все еще сгребали осенний мусор и кидали его на угли. Другие вскапывали и рыхлили землю. Надзирал за работой этих усердных тружеников, расхаживая среди них в своем светлом плаще, некто Стивен Хэмфриз, выглядевший старше своих тридцати лет из-за сутулых плеч и изможденного вида. На нем была старая фетровая шляпа, низко надвинутая на выпуклый лоб. Подойдя к нему ближе, можно было обнаружить над воротником его батистовой рубашки багровый шрам вокруг шеи.

Хэмфриз воевал в Нидерландах, задолго до пребывания там Неда, на стороне голландских мятежников, против их испанских угнетателей. Пять лет назад, при осаде Остенде, испанцы схватили его и подвергли пыткам. Он выжил, но поскольку у него не было возможности вернуться на родину, он несколько лет странствовал по континенту — тихий, одинокий странник, чья непривлекательная внешность не располагала к нему людей. В это-то время он и вернулся к старому увлечению — изучению трав и садовых растений; путешествуя, он встретил много известных знатоков растений и видел редкие виды цветов и фруктовых деревьев. Возвратившись наконец, Хэмфриз нашел работу помощника садовника у графа Шрусбери в его прекрасном доме в Лондоне, на Колман-стрит; а потом летом 1609 года его рекомендовали принцу Генриху.

Каждый день в четыре часа, когда Генрих находился в своей резиденции, принц приходил поговорить с садовником. Сейчас как раз было время его посещения; и Хэмфриз, увидев в быстро сгущающихся сумерках, что молодой престолонаследник приближается в сопровождении свиты, ждал его.

Принц окинул взглядом работающих людей, костры из листьев и только что вскопанные цветочные клумбы. Он некоторое время беседовал с Хэмфризом о погоде, о том, как идет высадка растений; потом отвел садовника немного в сторону и сказал тихо, чтобы никто больше не услышал:

— Говорят, что травы, как и все живое, связаны со звездами. Вы думаете, это правда?

В светлых глазах Хэмфриза под низким лбом светился острый ум.

— Ваше королевское высочество, — ответил он, — вы согласитесь со мной, что некоторые растения и травы можно найти только в определенных местах.

Он говорил странным свистящим голосом, который людям казался таким же необычным, как и его непривлекательная внешность, потому что когда он был в плену, испанцы чуть не удавили его, и его голосовые связки были непоправимо изуродованы.

— Ну конечно, — ответил принц, оглядываясь на мхи, устроившиеся в тени, и на жимолость, карабкающуюся к свету. — Они растут в тех местах, которые им подходят. Все зависит от света и тени, от тепла и влаги…

— Совершенно верно, милорд. И как только эти растения пересаживают в почву, противную их природе, они увядают. Они утрачивают — как вам скажет любой знаток растений — все или большую часть своих целебных свойств.

Генрих слушал, а свита ждала в отдалении; главными в ней были старый отставной воин Спенсер, ловкий стряпчий Ловетт и молодой духовник принца Генриха Мепперли, который, в свою очередь, не мог бы пожелать более достойного господина, потому что принц посещал церковь дважды по воскресеньям, устраивал ежедневные службы в личной часовне и запрещал сквернословие среди своих домочадцев под страхом тяжких наказаний. Часто говорилось, что восхождение этого принца на трон не будет одобрено никем из папистов — врагов Англии, — таких было много как внутри, так и за пределами королевства.

Хэмфриз продолжал:

— Милорд, что вызывает рост, изменение и увядание растений? Минералы, которые они поглощают из почвы, влага, которую они получают из земли и атмосферы. Ночью их листья впитывают лучи планет, вращающихся на своих орбитах, днем — лучи солнца. Некоторые любят свет, некоторые — тень; все это мы знаем. Но есть вещи, которые мы не понимаем.

— Откуда знает растение, — говорил Хэмфриз, — что нужно закрывать свои крошечные цветочки задолго до приближения ночи? Почему клевер складывает листья, когда ожидается гром? Все растения получают питание из почвы и воздуха, но также из света управляющих ими планет. Например, чистотелом и бархатцами управляет солнце; мокричником и вербейником — луна. Венера правит первоцветом и пиретрумом, в то время как Меркурий — планета, которая управляет вами, благородный лорд, — правит майораном и валерианой, среди прочих.

Принц Генрих кивнул.

— А с людьми тоже так? Ими тоже управляют звезды?

— Полагаю, что так, милорд.

— Значит, вы можете, мастер Хэмфриз, предвидеть судьбы людей, как читать судьбы растений по звездам! Скажите мне вот что. Можете вы избавить человека от его жребия?

— Я могу иногда предвидеть опасность, милорд. Возможно, это своего рода защита.

— Но это не ответ… — принц осекся, рассеянно оглядевшись. — Довольно. Полагаю, здесь не время и не место… Расскажите, мастер Хэмфриз, что вы придумали сделать в этой части сада.

Он уже заметил, что сопровождающие приближаются к ним. Хэмрфиз тоже посмотрел на них, потом потер вздувшийся шрам на шее и ответил:

— С удовольствием, ваше высочество. Здесь, вдоль вот этой дорожки, будут расти кандык и лебеда, чтобы оттягивать вредоносные лучи луны; вон там растут плющ и лопух, чтобы предохранять от ревнивой Венеры. Но чтобы усилить влияние вашего главного правителя, Меркурия, весной я устрою вот здесь, лицом к западу, сад из грядок сладкого базилика и майорана, огражденных майским…

Услышав слова Хэмфриза, Эдвард Спенсер, пятидесятилетний советник принца в военных делах, нетерпеливо фыркнул и отвернулся, поглаживая рукоять шпаги, висевшей у него на поясе. Принц Генрих обратил к нему свой внимательный взгляд.

— Сэр Эдвард, вы, кажется, недовольны.

И Спенсер протянул натруженную в боях руку, указывая на грядки, покачал седой головой и произнес: