Джеймс Риз - Досье Дракулы

Одним из них станет запись доктором Сьюардом в «Дракуле» на аналогичную машину своего дневника.

И несколько вымышленных имен, о которых Холл Кейн, скорее всего, ничего не знал.

И это после того, как его выгнали из больницы Св. Иоанна в Нью-Брунсвике в 1860 году после смерти его пациента Джеймса Портмора, которому Тамблти, если верить его словам, не давал ничего, кроме «настойки на петрушке». В ходе следствия по делу Портмора Тамблти предъявили дополнительные обвинения в том, что он давал проституткам средства для прерывания беременности, и в частности некоей Филумене Дюма, которой он продал за двадцать долларов пилюли, содержащие «кайенский перец, алоэ, масло можжевельника и шпанскую мушку». К тому времени, когда Тамблти освободили от всех обвинений, он уже освободил себя сам, улизнув в южные штаты.

По-видимому, она заразила Тамблти каким-то венерическим заболеванием. Предшествовало ли это несчастье упомянутым выше обвинениям в неправильном лечении мисс Филумены Дюма, неизвестно, но основания для такого предположения имеются. Возможно, он хотел отомстить за себя мисс Дюма и ее соратницам по роду занятий.

Проведя исследование, я склоняюсь к мысли, что им был Айзек Голлэдей. Тамблти подружился с Голлэдеем, когда жил в Вашингтоне. Тот был гораздо моложе его и приходился племянником двум бывшим конгрессменам из Кентукки. Однако у отца юноши сложилось плохое мнение о Тамблти, и, когда он решил положить конец этой дружбе, Айзек покинул Вашингтон. Сам Тамблти уехал из города несколькими днями позднее. Состоялось ли их воссоединение, неизвестно. Известно другое: больше об Айзеке Голлэдее никто не слышал.

По меркам нашего времени Тамблти заработал не один пожизненный срок. Его обвиняли в самых разных деяниях: от шарлатанства до торговли порнографией, от безнравственности и совращения молодежи до, несомненно, самого тяжкого — убийств.

В настоящее время они находятся в моем владении, поскольку Стокер, сочтя брошюры веским доказательством, включил их в «Досье».

Чистая правда. Современники отмечали, что плакаты, рекламирующие его средство от прыщей, красовались на стенах домов в Вашингтоне. Полковник С. А. Данхем засвидетельствовал, что видел Тамблти в столице через несколько дней после сражения на реке Бул-Ран, состоявшегося 21 июля 1861 года, в обличье, которое полковник назвал для него «типичным»: Тамблти был одет в богато вышитый сюртук, на который нацепил медали неизвестного происхождения, на нем были кавалерийские брюки в ярко-желтую полоску и сапоги для верховой езды с его любимыми шпорами. На макушке — полувоенный остроконечный головной убор. В таком наряде, по свидетельству полковника, Тамблти можно было часто видеть у гостиниц города, а также у Военного и Военно-Морского министерств, где он всем рассказывал, как ему недавно предложили должность бригадного хирурга, но он попросил дать ему время на размышление.

Историки, не говоря уж о потомках реального доктора Блэкберна, могут не согласиться с подобным безразличием Стокера, поэтому позвольте мне добавить, что с доктора сняли обвинение, по его словам, «слишком абсурдное, чтобы в это могли поверить разумные люди». Он практиковал в Кентукки, где боролся со вспышкой желтой лихорадки в 1878 году, и в конечном итоге был избран губернатором.

Здесь Стокер притворяется из уважения к Кейну. Как литератор и человек, безусловно знающий о пристрастиях своего друга, он был более чем способен понять смысл приведенных строчек письма.

Современному читателю, возможно, трудно понять опасность, которую представляло для Холла Кейна существование или, вернее, потенциальное обнародование подобных писем, однако боязнь этого пронизывает «Досье». Именно опасение, что их предадут огласке, будет впоследствии удерживать Стокера и К° от обращения к властям, ибо это означало бы для Кейна полное крушение всего его мира.

Стоит упомянуть и о том, что в Викторианскую эпоху шантаж процветал вовсю. В качестве примера можно привести историю Оскара Уайльда. Спустя несколько лет, в 1895 году, сходные письма, посланные нескольким из его «развеселых друзей», не только заклеймят его позором, но приведут к предъявлению обвинений и приговору согласно поправке Лабушера к Уголовному кодексу 1885 года, каковая гласит:

«Любое лицо мужского пола, которое публично или приватно сводничает или пытается сводничать, совершает или участвует в совершении любого действия непристойного характера с другим лицом мужского пола, признается виновным в безнравственности и, будучи признано виновным, подлежит по решению суда тюремному заключению на срок, не превышающий двух лет, с назначением каторжных работ или без них».

Являлся таковым. Сейчас трудно установить, зачем ему понадобилось выжимать из Кейна столь в общем-то незначительные суммы. Возможно, это было связано с использованием им в тот период чужого имени, что временно закрывало ему доступ к собственным средствам. Выяснить это не представляется возможным.

Леди Уайльд была дорогим и надежным другом, это правда, но в памяти Стокера наверняка была свежа ее недавняя публикация «Древние легенды, мистические предания и суеверия Ирландии с набросками из ирландской старины». В 1890 году она продолжила эту тему, написав книгу «Древние проклятия, заклинания и наговоры, составляющие ирландское волшебство». Хотя большую часть исследований, необходимых для написания этих книг, проделал сэр Уильям Уайльд, именно леди Уайльд, сама не чуждая интереса к потустороннему, довела его труды до завершения и осуществила этот замысел.

Первый — персонаж из «Колоколов». Второй — Принц Хэл, прозвище будущего короля Генриха V из одноименной пьесы Шекспира.

На самом деле Фредерику Джорджу Эбберлайну в 1888 году исполнилось сорок пять лет.

Отдел криминальных расследований.

«Трущобничать» — принятое в Викторианскую эпоху ироническое название характерного для некоторых представителей высших классов времяпрепровождения в низкопробных заведениях, среди социальных низов, обычно в поисках низменных наслаждений.

Добро пожаловать ( фр. ).

Поскорее! ( ит. ).

Эти слова Стокер писал с таким нажимом, что прорвал бумагу.

«Венецианский купец», акт 1, сцена 3. Согласно пьесе, Антонио часто плюет на еврея Шейлока. Как это играли на сцене «Лицеума», мне не известно, хотя Стокер здесь утверждает, что слюна или ее имитация использовалась при каждом представлении. Вообще-то странно, что Генри Ирвинг носил этот испачканный сценический плащ вне сцены.