Джеймс Риз - Досье Дракулы

Разумеется, меня не рвало. Я согнулся над тем, что увидел, и распростер, как крылья, полы своего пальто, чтобы никто не заметил, как я достал из кармана платок и… ткнул только что убитую кошку в живот, чтобы убедиться: да, она недавно была разрезана вдоль и выпотрошена. Проверять, на месте ли сердце, я не стал: и так было ясно, что оно отсутствует.

«Сто-кер, Сто-кер».

Я снова услышал зов, но на сей раз он сопровождался смехом.

По возвращении в «Красный лев» я допил виски и заказал еще, потом кое-как попрощался с Генри, нанял первый попавшийся кеб и за двойную плату велел вознице побыстрее гнать домой. И вот я здесь, Кейн, заканчиваю это письмо, в котором изложил все странности последних дней, последних часов. Осталось только поставить подпись. Сейчас я сложу его, засуну в конверт и отошлю тебе, сохраняя достаточно здравого смысла, чтобы сказать: «СБЕРЕГИ ЭТО», ибо я более чем уверен, что мы ведем записи, которые должны уцелеть, должны сохраниться как наше свидетельство о явленном нам зле.

Подтверждаю получение твоего письма. Увы, с тех пор прошел не один день, и в течение всех этих дней я не мог тебе ответить. Стоило мне взяться за перо, как оно замирало в моей руке, а в голове снова и снова звучал один и тот же вопрос: как ты мог, Кейн, так обо мне подумать?

Неужели ты вообразил, будто я сам не задавался в последнее время вопросом о своем душевном здоровье? Ты предполагаешь, что нет, и решил сделать это за меня. Не очень-то это по-дружески, не говоря уж о том, что мы связаны общей тайной. Должен ли я напомнить тебе о письмах, находящихся в распоряжении твоего злодейского приятеля? [166]Должен ли я напомнить тебе, что, прежде чем ты познакомил меня с Тамблти, я был просто несчастлив, тогда как сейчас мне и слов не подобрать для описания своего состояния. Но вот ты, похоже, нашел нужное слово: безумие . Увы, если мой рассудок покинул меня, именно ты, Кейн, указал ему дорогу.

Помнишь ли ты день в конце 1886 года, когда мы вместе ездили в Эдинбург? С нами еще был Генри. Это было накануне твоей свадьбы, накануне того, как ты выбрался из совершенно неприемлемой ситуации. Выбрался, позволю себе заметить, с помощью превосходного плана, предложенного мной. Тогда мы, трое друзей, забрались в таверну, которая находилась в тени городского замка, высоко вознесшегося над Королевской Милей, и там напились до состояния незамутненной откровенности, в результате чего ты, Кейн, признался, что однажды, глянув в зеркало, не увидел там ничего . Безумие? Разве я тогда поставил тебе столь оскорбительный диагноз? Нет! Я не сделал бы этого никогда! Почему же ты сейчас так поступаешь? Почему ты не можешь оказать мне любезность, выказанную Сперанцей? Такова твоя вера в друга . Это ведь такая же любезность, какую я оказал тебе в Эдинбурге, когда ты признался, что однажды утратил свое «я» .

В завершение скажу лишь одно: оставь свой замок, приезжай в Лондон, и вместе мы убедимся, что твое имя не будет произноситься шепотом на улицах. До тех пор пока ты не окажешься в городе, рядом со мной, чтобы видеть то, что вижу я, слышать то, что слышу я, ты, конечно, можешь называть меня сумасшедшим. Но знай, до тех пор я буду называть тебя трусом.

Некогда твой,

Воскресенье, 1 июля

Прошел месяц с «сетианских» событий и две недели после написания моего столь холодного письма Кейну. (Без ответа.) Еще две недели, и сезон завершится, труппа «Лицеума» разъедется.

В последнее время я не обращался к этим страницам, не вел записи и, какое счастье, Тамблти не объявлялся и не произносил мое имя. ( Вопрос. Если я слышу его, значит, он рядом?) Необходимость постоянно присматриваться и прислушиваться выматывает меня, хотя хуже всего — ожидание. Ибо я знаю, что он появится: мое имя, произнесенное как заклинание, вероятно, обещает это. И вот я всматриваюсь во тьму и вслушиваюсь в тишину в страхе, не прозвучит ли снова мое имя, которое нашептывает Тамблти-Сет, порождение того темного альянса, свидетелем которого я стал месяц назад?

Но я должен и буду терпеть. Еще две недели «Венецианского купца», а потом сезон закончится и Генри отправится на Средиземное море. А Фло с Ноэлем уедут на лето в Дублин. И я останусь дома один. Если, конечно, тоже не снимусь с якоря. Уеду ли я? Могу ли остаться? Отправлю ли снова Кейну письмо с просьбой приехать? ( Вопрос. Извиниться?)

Вопросы, ничего, кроме вопросов, и в ожидании ответов я убеждаю себя: если я полезен, то буду вменяем. Сейчас ночь, глубокая ночь, но я боюсь спать, страшусь своих снов. И того, что, когда я проснусь, этот смутный сон все равно останется со мной. Хуже того. Когда я наконец понимаю, что проснулся, вернувшись, хочу я того или нет, к жизни, мысли мои тут же обращаются к бедолаге Пенфолду. Почему? Почему?

14 июля, суббота, 2 часа ночи [167]

Дело сделано, еще один сезон пережит. «Лицеум» погружается в спячку, хотя ненадолго, боюсь, совсем ненадолго, поскольку Генри только и толкует что о «Макбете». Как там дела у Харкера с реквизитом? Когда мы наконец выберемся в Эдинбург? Что с крылышками жуков для украшения платья леди Макбет? И все в таком роде. Я обещал телеграфировать ему в несколько портов вдоль побережья Ривьеры, поскольку завтра он отплывает из Саутгемптона с лордом и леди Гарнер, планируя в скором времени оказаться в Ницце.

Ф. и Н. уже два дня как благополучно находятся в Дублине, в безопасности. Сперанца пока остается в городе. Но вот новость из новостей: Кейн телеграфировал, что приезжает. Скоро! Он клянется в этом. [168]

Служанки тоже отсутствуют. В доме непривычно тихо. Может, мне пройтись, попробовать нагулять сон?

Позднее, около 5 утра. [169]

Дурак! Только отпетый дурак станет ворошить худшие свои страхи, а я поступил именно так.

Ибо меня понесло в Уайтчепел.

Там я увидел одну старую знакомую. [170]Поскольку она живет неподалеку от Бэтти-стрит, я спросил, не знаком ли ей мужчина, соответствующий по описанию Тамблти? Она посмотрела на меня с удивлением и ответила отрицательно. Но тут есть и моя вина: как можно было его правильно описать? Были ли его волосы черными, как при первой нашей встрече, или рыжими, какими стали после вселения в него Сета? Делала ли его моложе своего возраста странным образом туго натянутая кожа? Зарубцевался ли шрам на его щеке? И что сказать об этой искривленной осанке, из-за которой кажется, будто его тело принадлежит не только ему? Увы, боюсь, я сам запутался и запутал ее, описывая нескольких человек как одного. В конце концов я ограничился тем, что посоветовал ей остерегаться.