Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

Когда предварительная устная договоренность с Соловьевым была достигнута, Голиков сообщил о ней в штаб ЧОН губернии. В подтверждение послал несколько кратких записок Ивана Николаевича, которые у него по этому поводу имелись.

Так еще в конце весны 1922 года начал вырисовываться «тамбовский вариант» завершения хакасской трагедии.

Так близилась к реализации миссия, ради которой Голиков был вызван в таежный Ачинско-Минусинский район из центра Москвы, с древнего Арбата, где располагалась Академия Генерального штаба.

Пока Аркадий Петрович преследовал Соловьева в тайге или вел с ним заочные переговоры, зная, что атаман совсем рядом (но никогда эти два процесса не путая), происходило вот что.

Ближайший начальник, командир 6-го Сибирского сводного отряда Кудрявцев неторопливо рыл для Голикова «волчью яму». Опыт таежного охотника подсказывал ему, что рано или поздно Голиков в нее свалится.

Начал Кудрявцев с прямых, бесхитростных доносов командующему войсками ЧОН губернии Какоулину. Об этом, напоминаю, свидетельствует резолюция заместителя командующего войсками ЧОН Енисейской губернии Кусина, который написал: «Теперь я понимаю, почему на Голикова столько доносов от командира Сибсводотряда». «Столько» — это не один, не два и даже не три. Это много.

Какоулин по своим ведомственным соображениям поток лжи и клеветы одного командира в отношении другого пресекать не стал. Кудрявцев рассматривал молчание как форму поощрения. Однако и Голикова командующий губЧОН на основе этих доносов наказывать не спешил. Он взвешивал и пережидал.

Тогда раздосадованный неудачей Кудрявцев пошел на еще большую подлость. Была она, конечно, против Голикова, но задевала уже и Какоулина. Кудрявцев стал направлять доносы прямо в ГПУ. Сам он их писать не мог, чтобы не торчали его собственные уши, и выход увидел в том, чтобы привлечь к изготовлению доносов сомнительных, однако услужливых лиц. Часть этих посланий сохранилась.

Донос № 1

Секретный агент штаба 6-го Сводотряда Федор Сулеков, абсолютно неграмотный, якобы продиктовал писарю следующее. 23 мая 1922 года означенный Сулеков прибыл в Ужур и «доложил как осведомитель» о добытых сведениях «военкому Волкову и особенно (?!) комбату Голикову», в каких селах находятся отряды Соловьева. «Но на это никто никаких мер не принял».

В доносе любопытны три момента.

Первый: диктовал ли это заявление сам Сулеков.

Второй: Сулеков обвинил сразу двух командиров — Волкова и Голикова. Но донос поступил в ГПУ и оказался в «деле» Голикова.

Третий момент, самый главный: Аркадий Петрович в мае месяце в штабе 6-го Сводотряда уже не служил. Еще в марте он был назначен начальником Ачинско-Минусинского боерайона.

Донос № 2

Голиков выследил, разоблачил и лично отдал под суд красноармейца своего отряда Мельникова. Тот занимался грабежами, регулярно крал у местных жителей одежду. Прежде всего, мужское нижнее белье: рубашки, кальсоны. Также брал женские платки, «машинку для стрижки волос… подтяжки, деньги, кошельки, часы».

На допросах в прокуратуре 5-й армии Мельников чистосердечно перечислил все свои вины. Но при этом счел нужным сообщить (не следователю прокуратуры 5-й армии, которому это могло быть особенно интересно, а прямо в губернское ГПУ), что «на этот путь его подтолкнул товарищ комбат Голиков».

Какую цель мог преследовать «комбат Голиков», который в долю с ним не входил и подштанниками не торговал, Мельников объяснить не сумел. Как не смог растолковать, зачем в таком случае Голиков сам его арестовал и отдал под суд.

Донос № 3

Столь же простодушно сочинялись и другие доносы. Председатель волисполкома А. Балахчин писал в Ачинск (кому — неизвестно: адрес на конверте умышленно оторван). А попал донос в Красноярск. Опять-таки в ГПУ. В стопку «сигналов» о Голикове.

Балахчин сообщал: 15 мая 1922 года в село Подкамень приехал отряд в 20 красноармейцев во главе с Голиковым. Арестовали Янгулова Игнатия Васильевича по обвинению в том, что он состоял в банде Соловьева.

Но письмо не в защиту Янгулова…

«После мы (кто именно?!) хватились, — писал Балахчин, — что они (кто именно?!) утащили (у кого именно?!) золотое кольцо, две (какие-то меры) серебра и два кольца женских».

То, что первая часть доноса об украденных кольцах и серебре является ложью, свидетельствует деталь. Заявление завершает еще одна жалоба: «Еще у гражданина нашего же улуса Тайдонова Никиты нагребали овса полмешка без всяких спросов».

Если бы мифические кольца имели реальных хозяев, обобранные владельцы тоже были бы названы по фамилиям, именам и отчествам. Дело в том, что золотник золота в Сибири в 1922 году стоил 3 рубля 80 копеек. А пуд хлеба — 4 рубля. Понятно, что стоимость колец была выше стоимости половины мешка овса.

Когда же заявления штатного осведомителя Сулекова, похитителя кальсон Мельникова и председателя волисполкома Балахчина снова не возымели никакого действия, то есть Голиков остался на свободе, в губГПУ поступил еще один сигнал.

Донос № 4

В его основе лежали показания казака по фамилии Терский. Казак сообщал, будто бы Голиков арестовал его за сообщничество с Соловьевым (где и когда, не указано), потребовал взятку в 250 рублей 5-рублевыми золотыми монетами, бил плетью, но, получив деньги, отпустил.

50 золотых монет — это было 250 граммов червонного золота.

Вопреки существующему мнению, что в России царило полное беззаконие, в 1922 году уже существовала судебная система. Действовал Уголовный кодекс. Правда, многие его статьи несли на себе печать безжалостных приговоров полевых судов.

В законах тех лет особо оговаривалось: преступление, совершенное должностным лицом или членом большевистской партии, считается более тяжким, чем аналогичное преступление, содеянное рядовым гражданином.

Суды жестко придерживались этого требования. Газета «Красноярский рабочий» напечатала судебную хронику. Двое: партиец-командир и беспартийный красноармеец похитили по 4 килограмма сливочного масла. Рядовой был приговорен к трем годам тюрьмы. А командир — к расстрелу. Только Москва, ВЦИК, заменили незадачливому командиру смертный приговор. Он получил пять лет тюрьмы.

Если бы обвинения Терского подтвердились, Голикова судили бы по нескольким статьям:

• злоупотребление служебным положением;

• вымогательство и мошенничество;

• незаконные операции с драгоценными металлами в крупных размерах.

За такой перечень преступлений Аркадия Петровича ожидал расстрел без всяких надежд на смягчение приговора.

Естественно, что по заявлению Терского был произведен розыск. Он выявил ряд странных обстоятельств.