Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

Когда вспыхнул Антоновский мятеж, об амнистии годичной давности вспомнили не сразу. В столице решили, что бунт легче будет ликвидировать не умом, не грамотными политическими решениями, а перевесом в живой силе и беспощадностью карательных мер.

Но, во-первых, у мятежников поначалу был невероятно высокий дух. Антоновцы ожидали, что следом подымутся крестьяне соседних губерний. Победа казалась им близкой.

Во-вторых, у Антонова в это время было около 50 000 штыков и сабель. В-третьих, человек, который ведет партизанскую войну, имеет массу преимуществ перед солдатом в чистом поле.

Мало чего добившись, Москва и местное командование вспомнили, наконец, о прошлогоднем удачном опыте, о том, как легко и бескровно удалось договориться с колчаковцами. Местным мятежникам предложили то же самое. Но из леса практически никто не вышел. Голиков, в отличие от московских и тамбовских руководителей, задумался: «Почему?!»

Противостояние завело страну в полный тупик. У державы больше не было средств содержать на Тамбовщине громадную армию. Выходом могло стать только прекращение войны.

Мятежники голодали. Запасы, рассчитанные на «молниеносную войну», давно кончились. Власти предлагали: «Выходите и сдавайтесь!» Соглашались единицы.

Обе стороны, изнемогая, желали одного и того же: конца войны. Но как бы не слышали друг друга. У них не было общего языка.

«Но почему?» — снова спрашивал себя Голиков. Ответ не приходил.

Как раз в ту пору над лесами стали кружить самолеты. Они разбрасывали листовки с угрозой: «Не выйдете — забросаем химическими снарядами!» Это был способ устрашения, который свидетельствовал о бессилии. У Красной армии не было противогазов. Изменись направление ветра — от газов погибли бы красноармейцы. А еще поблизости находились местные жители и существовало мировое общественное мнение. Оно бы химической бомбардировки не простило. Это хорошо понимал Ленин. Он полжизни провел в Европе.

После того как Голиков был утвержден командиром 58-го полка и навалилось множество забот, он продолжал размышлять над этой же проблемой.

Голиков опрашивал командиров-старожилов, у которых был опыт службы на Тамбовщине. Много беседовал с Лаутом, который был местным уроженцем. Сергей Васильевич хорошо понимал душевный склад земляков. Ответы собеседников подтверждали верность гипотезы Голикова о причинах провала декрета о «прощеных днях» здесь, в губернии.

Тогда Аркадий Петрович стал просить Тухачевского принять его. Командующий назначил день встречи…

Как протекал разговор, я попытался восстановить по деталям, которые сообщил Сергей Васильевич, и по тем документам, которые я впоследствии сам нашел, исследовал и сопоставил. Диалог, скорее всего, происходил так.

Голиков доложил Тухачевскому, что изучал в штабе войск оперативные документы. Это позволило ему день за днем проследить главные события, которые произошли с момента возникновения мятежа.

— Я помню, — говорил Голиков, — ваши, товарищ командующий, слова, сказанные во время первой беседы: «Мятеж идет на убыль. Главная задача — перекрыть пути доставки в лес продовольствия и медикаментов».

Это важная задача. Но в лесу еще остается от 10 000 до 12 000 мятежников. Даже если они будут жить впроголодь, это все равно большая сила. Учитывая, что с нашей стороны боевые действия в лесу невозможны, война может продлиться еще не один год. Для антоновцев ничего не меняет и декрет В. И. Ленина о новой экономической политике. О каком выполнении декрета может идти речь, если люди не в состоянии выйти из леса? Если они не могут вернуться домой?

— Вы знаете, как сделать, чтобы они вышли? — спросил Тухачевский.

— Да. Здесь нужен приказ о повторном введении «прощеных дней».

Лаут буквально запомнил ответ Тухачевского:

— Если бы вы, Аркадий Петрович, сообщили мне по телефону, с каким предложением собираетесь приехать, я бы посоветовал вам остаться в Моршанске. Мы уже пробовали. С этими «прощеными днями» ничего не получилось.

— Но в Сибири в прошлом году у вас же все получилось. 120 000 колчаковцев оружие сдали.

— Там были другие условия.

— Но, товарищ командующий…

— Зовите меня по имени-отчеству. Мы — коллеги.

— Но, Михаил Николаевич, во-первых, у нас нет другого выхода. Во-вторых, я проанализировал ситуацию здесь, на Тамбовщине. Я выявил ошибки, которые привели к сегодняшнему тупику.

— Ошибки? И вы их можете перечислить?

— Конечно. Первая кампания по проведению «прощеных дней» здесь, в Тамбовской губернии, оказалась плохо подготовлена.

— Это уже интересно, — в голосе командующего мелькнула ирония.

Но Голиков был слишком сосредоточен, чтобы эту иронию заметить.

— Сдачу в плен, — продолжал комполка, — сначала предполагалось осуществить на таких же условиях, что и в Сибири… Вот «Тамбовский пахарь». В газете говорилось: «За добровольную явку и сдачу оружия обещано полное прощение».Любому в этой фразе все было ясно. Вышел из леса, сдал винтовку — иди домой. Для тебя война кончилась.

— Да. Мы так предлагали. Но никто не вышел. В чем же вы нас теперь упрекаете? Что можно было предложить еще? Я чувствовал себя беспомощным школяром, когда докладывал об этом провале в Москву, Владимиру Ильичу…

Лаут мне объяснял:

— Другой человек, услышав ответ Тухачевского, наверняка смутился бы. Но с Голиковым этого не произошло. У него не было робости перед начальством.

— Михаил Николаевич, но тут, на Тамбовщине, сложились особые условия, которые не были учтены, — повторил Голиков. — Первое. Люди Колчака были доступны для прямых переговоров. А люди Антонова находились в лесах. Газету «Тамбовский пахарь» они там не получали.

— Мы разбрасывали еще и листовки. С самолета.

— Но в архиве, который я смотрел, нет сведений, что листовки попали в руки рядовых антоновцев. В архиве нет сведений, что кто-то с такой листовкой в руках сдался в плен. Вы не хуже меня знаете, у Антонова работают особые отделы, как и у нас. Особисты сделали все, чтобы люди об этих предложениях не узнали. А узнав, не сумели воспользоваться.

Второе, что не было учтено. В Сибири год назад, — развивал свою мысль Голиков, — предложение сложить оружие было сделано, когда Колчак был разбит, его армия понесла поражение. Сам адмирал попал в плен. А здесь, в Тамбовской губернии, «прощеные дни» предлагали людям, которые очень быстро достигли большого стратегического успеха. В то время они рассчитывали на победу. В лесу держали белого коня, на котором Антонов собирался промчаться по Красной площади.