Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров

Хозяйка выбежала из-за стола. Голиков сделал вид, что не заметил этого, чокнулся и принялся за картошку с мясом и соленые огурцы.

Через минуту женщина вернулась, села на свое место. Голиков похвалил картошку и огурцы и подумал, что пора переходить к главному.

— Николай Кондратьев, — повернулся Голиков к хозяевам, — мой школьный товарищ. Мы оба из Арзамаса, оба скучаем по дому, особенно последнее время, потому что война скоро кончится и уже нет сил ждать.

— Это в каком же смысле «кончится»? — внезапно осевшим голосом спросил хозяин.

— Есть решение Москвы: опять вводятся «прощеные дни» по самой полной форме. Каждый, кто служит у Антонова, сможет выйти из леса, сдать винтовку — и его тут же отпустят домой. Думаю, что в лесу после этого пожелают остаться немногие.

— И которые выйдут, их не станут судить? — с ехидцей в голосе произнес хозяин.

— День потому и называют «прощеным», что государство в этот день всех полностью прощает…

— Послушай, парень, а ты, случаем, не врешь?! — рассердился хозяин. — Люди, скажем, тебе поверят, выйдут, а твои начальники поставят их к стенке!

— Как вы смеете?! — вскочил Николай.

— Боец Кондратьев, сядьте на место и запомните: любой человек имеет право задать любой вопрос. — Голиков обернулся к хозяину: — Извините, ваше имя-отчество?.. Так вот, Фаддеи Кондратьевич, новое постановление о «прощеных днях» опубликовано. В это постановление внесены новые условия. Оно позволяет людям выходить из леса, ничего не опасаясь. Постановление является законом на территории всей Тамбовской губернии. Начальник, который его нарушит, понесет самое суровое наказание — вплоть до расстрела. Ребята, — обратился он к красноармейцам, — осталась у вас хоть одна листовка?

Голикову протянули вчетверо сложенный лист. Он развернул и передал хозяину.

— Мне про такие листки говорили, — сказал хозяин, прочитав. — Но как можно этому верить? Людей обманывали много раз.

— Нет здесь хитрости, — резко ответил Голиков. — Мы никогда не простим Антонову или Матюхину то, что они затеяли. Но вы же сами сказали: большинство ни в чем не виновато. И Москва готова простить даже тех, кто виноват, чтобы вернулись домой попавшие в лес по ошибке. Посчитайте, сколько Россия потеряла самых молодых и здоровых людей с 1914 года — за семь лет. Республика нуждается в работниках. Ей нужны люди, которые бы трудились и растили детей. Поэтому, если у вас в лесу есть знакомые или просто кто спросит, смело отвечайте: «Выходите и ничего не бойтесь!»

Я даже назову пароль. Если кто выйдет, а его задержат, нужно сказать: «Я иду к командиру полка Голикову…»

Командир полка Голиков — это я. Зовут меня Аркадий. Если кто из ваших родственников ко мне обратится, ничего дурного с ним не произойдет. Он останется жив-здоров и вернется домой. Даю вам слово.

Аркадий упражнялся в стрельбе из рогатки и попал в стекло соседского дома. Никто не видел. Довольный этим обстоятельством, он побегал вокруг, пришел домой. А там скандалила соседка.

— Я пришлю к вам стекольщика, — услышал Аркадий усталый голос матери.

Соседка стремительно прошла к выходу. Аркадий дождался, пока она выбежала, и открыл дверь в комнату.

— Я потрясена, что сын мой — трус! — сказала мама.

— Неправда, я не трус. Хочешь, один пойду на кладбище?

— На беду нашу, трус. Смелый человек либо признается, что он совершил дурной поступок, либо опровергает, если его понапрасну винят. А ты стоял в прихожей — и не признался и не опроверг.

Знаешь, что самое страшное? Если случится нечто серьезное и ты действительно не будешь виноват, начнешь оправдываться, а тебе не поверят. Скажут: «Не верьте ему. Когда он разбил окно, он тоже так говорил. А все видели».

С того дня Аркадий, если был в чем виноват, шел и сознавался:

— Прости, мамочка, но произошла неприятность.

Мама уже не плакала, не говорила, что он трус.

— Я все уладила, — сообщала она час спустя. — Спасибо, что не пришлось краснеть.

А через день-другой случалось что-нибудь опять. Он шел уже к совершенно чужим людям и говорил:

— Извините. Это сделал я.

На него обрушивалась лавина ругательных слов, но поступать иначе он уже не мог.

Сверстники над ним за это смеялись.

Позднее Аркадий понял: преодолевая страх наказания, он преодолевал в себе любой страх. Это не значило, что он перестал всего бояться. Просто у него появились выдержка и воля.

И еще: он, Аркадий Голиков, стал человеком Слова. Аркадий мог напроказить, но он уже никогда не лгал, не говорил: «Я этого не делал» или «Это сделал не я».

Твердость слова его изменила: сделала спокойным, уверенным в себе и независимым в суждениях. Она стала одним из механизмов его раннего взросления.

Надежностью своих обещаний он завоевал доверие товарищей по реальному училищу. Даже тех, кто его мало знал. Они шли к нему за советом и помощью, потому что не с любой просьбой можно пойти ко взрослому, да и не каждому сверстнику можно довериться — разболтает.

Подростки это хорошо знают. И мне это было знакомо тоже.

Когда Аркадий Голиков стал писателем, тема «твердого Слова» прошла через все его книги: «РВС», «Школу», «Военную тайну», «Судьбу барабанщика», через повесть о Тимуре.

Когда Аркадий Петрович хотел высоко поднять своего литературного героя, он говорил: «У него крепкое Слово».

Но сначала тема «твердого Слова» прошла через его судьбу. Аркадий Голиков не изменял Слову, даже если такая верность грозила ему расстрелом [114] См. главу данной книги «Три недели в ожидании расстрела». .

Накануне вновь объявленного «прощеного дня» военные и милицейские посты были еще раз обстоятельно проинструктированы. Их предупредили, что в городе с утра появятся «люди из леса». Скорее всего, с оружием. Обращаться с ними нужно вежливо. Иначе громадная подготовительная работа пойдет прахом.

Однако следовало быть готовым, что Антонов зашлет в город людей, которые будто бы выйдут, чтобы сложить оружие, а на деле пустят его в ход.

Но самой большой неожиданностью явилось то, что ни один человек в новый «прощеный день» из леса не вышел.

Голиков с утра ни на минуту не оставлял кабинета; ожидая вестей, не притронулся к чаю, который ему принесли. В десять вечера сам обзвонил все посты. Ему подтвердили: ни одного сдавшего оружие нет. В половине одиннадцатого он доложил об этом командующему 5-м боевым участком Пильщикову. Тот — деваться некуда — Тухачевскому. Голиков благодарил Провидение, что не ему выпало докладывать в Тамбов.

В полночь возле штаба 58-го полка раздался винтовочный выстрел. Голиков вскочил, отодвинул занавеску, но разглядеть ничего не смог. При свете уличного керосинового фонаря заметил только, что к перекрестку метнулась фигура, за ней — другая, с винтовкой, видимо, часовой. И по булыжнику в ночной тиши звонко и тревожно заклацали тяжелые подкованные сапоги.