Петр Межирицкий - Читая маршала Жукова

Но вождь был деспотически уверен, что реальность воле его покорна.

При внушительной демонстрации мощи вермахта и сопоставлении с нею собственных в Финляндии жалких потуг естественно было ждать большей сдержанности во внешней политике, утайки, по крайней мере до поры, своих аппетитов.

Этого далеко не произошло.

В ноябре состоялся визит Молотова в Берлин. Одна из грубейших в истории дипломатии катастроф советской стороной зачислена была в разряд триумфов.

Вероятно, желудок Гитлера все же переворачивался (его собственное выражение) при мысли о походе на Восток. Как бы ни декларировал он англичанам свою ненависть к СССР и жидо-большевикам, воевал-то он с Англией. Воюя, он одновременно все же зондировал ее. Слухи о тяжелом ее положении, об угнетенности населения воздушным террором, о не столь уж невероятной смене Черчилля более прогермански настроенным кабинетом не приводили тем не менее ни к каким переговорам и не снимали опасений твердого британского орешка, островного плацдарма для высадки на континент. Глядя на карту и сравнивая размеры Англии и СССР, можно понять его сомнения.

Почему-то считается, что берлинский визит Молотова был сплошным спектаклем, что вторжение было уже решено и Гитлер просто ломал комедию и усыплял бдительность Сталина. Но, если судить по предложениям, которые Гитлер сделал, и по контрпредложениям СССР, можно прийти совсем к иному выводу: стороны не договорились. Просто Гитлер, отличный дипломат, сумел скрыть разочарование и отлично закруглил встречу.

Гитлер в Берлине предложил Сталину уже не раздел Европы, но раздел мира, с одним ограничением: СССР не будет стремиться к экспансии на запад и юго-запад. Ему предлагается Юг (Иран, Индия, не Турция, нет) и полная свобода договориться с потенциальным союзником по Оси, Японией, о разделе Азии. Несомненно желание Гитлера, заручившись поддержкой СССР, закрепленной уже не двухсторонним пактом, но многосторонним соглашением, разделаться сперва с Великобританией, ликвидировать этот опасный плацдарм, этот вечный соблазн для американцев вмешаться в европейские дела.

И Гитлер предложил Сталину вовлечение в систему Берлинского пакта. Впрочем, "… независимо от результатов этих переговоров, вся подготовка на Востоке, о которой уже были даны устные указания, должна продолжаться", -гласила директива фюрера от 12 ноября 1940 года, в день прибытия советской делегации в Берлин, поскольку фюрер вполне обоснованно не многого ждал от переговоров.

Но действительность превзошла все ожидания.

Сталин очевидно все еще полагал, что Гитлер в восторге от Пакта и весьма им дорожит. Гитлер воюет с Великобританией, с могучим врагом, и британские самолеты бомбят Берлин. Значит, можно не церемониться фюрером и выдвинуть очередные требования, никуда он не денется, не станет же воевать на два фронта.

Таков был отправной момент сталинской стратегии и, соответственно, дипломатии. Это, впрочем, и дипломатией зваться не может, поскольку язык дан дипломату, чтобы скрывать свои мысли. А Молотов стремления Сталина разболтал, следуя инструкциям и не скрыв от Гитлера даже того, что это не его, Молотова, предварительные наметки, но желания самого Сталина, и что губами и языком Молотова на самом деле шевелит Сталин.

И Гитлеру стало ясно что: а) СССР в войне против Англии участвовать не будет, но Германии желает успеха; б) СССР не против раздела наследства Англии и, так сказать, благодарен за выход к Индийскому океану в районе Персидского залива; в) но СССР желает также контроля над Шпицбергеном (железная руда!), над черноморскими проливами и требует(!?) убрать германские войска из Болгарии и Румынии (нефть!).

Если это не апофеоз имперской дури, то читателю придется, по крайней мере, долго шарить в памяти в поисках аналогичной глупости в истории дипломатии. Предложение вступить в союз со странами Оси было, конечно, попыткой похоронить СССР его же руками. Но разве не существовало иного способа дипломатической реакции, как сразу объявить все свои притязания?

Писателю не подобает впадать в менторский тон, и западные авторы легко его избегают. Нам же, измученным цензурой, видно на роду написано впадать в полемику, греша против стиля. Краткое это покаяние призвано смягчить следующее поучение:

История должна быть ясна. Ее недопустимо скрывать за наукообразными фразами. Урок ее в том, что задолго до 22 июня 1941 года агрессивное сталинское государство уже вело дипломатическую войну, подкрепляя ее угрозами и подбирая стратегически важные крохи со стола воюющего агрессивного гитлеровского государства. Сокрытие или сглаживание этого фразами о миролюбии перекладывает ответственность с вождей на страны и народы, словно законопослушные граждане Германии и СССР, будучи призваны в армию или привлечены к работе на войну, обладали свободой воли и могли по-своему направлять события. За отравление пропагандой детей ответственность несет режим. Герои, выбравшие путь сопротивления, отмечены историей [42] [42]Хотя историки немало сделали для сохранения памяти героев Сопротивления, они до сих пор в безнадежном долгу по отношению к тем, кто, возможно, даже и не осознал подвига. Это умиравшие в лагерях советские военнопленные, отказавшиеся тем не менее от сотрудничества с нацистами, -самая многострадальная группа, по численности сравнимая только с жертвами Холокоста. , но историк не смеет забывать об экзистенциальности жизни, об ограниченности пределов свободы и ответственности граждан за собственные семьи, не то изложение истории превращается в рассмотрение героических судеб и их мотивов.

Хоть следующее заключение и выходит за пределы темы, отмечу, что советская власть совершила роковую ошибку, скрыв сталинскую агрессивность. Будь секретные приложения к пакту опубликованы сразу по смерти Сталина или при разоблачении его культа, отношение Запада к СССР, а с ним история ХХ века и вся картина современного мира могли выглядеть куда стабильнее и краше.

Кстати, именно на сокрытии приложений воспряли новые историки и принялись реабилитировать мудрейшего вождя: он, дескать, не был простаком, лишь чуть опоздал упредить Гитлера. И, чтобы уж совсем убедить, залихватски назначили дату: 6 июля 1941 года. Конкретность!

Понятно, что не все планы и разговоры достигают бумаги. Ведь и Гитлер о подготовке кампании на Востоке дал сперва лишь устные указания. Но в развитие устного указания генерировались и бумаги. Такие предприятия, как нападение одной огромной армии на другую, - нет уж, увольте, тут без бумаги не обойтись Без большого количества бумаги. Войска должны быть снабжены письменными инструкциями, без которых перепутают районы дислоцирования и маршруты движения и сотворят такую кашу, по сравнению с которой каша отступления 1941-го года покажется стихией порядка. Отсутствие ссылок на документы в противовес конкретной дате, которую лишь из документов добыть можно, изобличает страстное намерение новых, в частности, г-на Резуна-Суворова обелить любимого кремлевского горца.