Филипп Ванденберг - Свиток фараона

Омар попросил профессора, чтобы тот позволил ему сопровождать его во время поездок в Долину царей, ведь он мог быть полезен для картографических работ. Шелли не был против и, недолго думая, согласился. Он не подозревал, что за этим желанием мальчика скрывалась надежда на встречу с Халимой, которая жила на том берегу Нила.

Омар во многом помогал профессору: он измерял расстояние, расставлял опознавательные знаки на местах, отмеченных профессором на карте, таскал на себе чертежные принадлежности и растрепанный зонт от солнца, который полагалось втыкать в землю сразу же, как только они оказывались на новом месте. По дороге в Долину царей Омар каждое утро шел через эль-Курну и озирался по сторонам в поисках Халимы. И каждое утро ему открывалась одна и та же картина: одетые в черное женщины (молодые — с открытыми лицами, старые — в парандже) несли поклажу на голове, у некоторых глиняные кувшины с водой были на плечах, а немытые дети держались за их подолы. Собаки лаяли на кур, рывшихся в песчаной почве. Кроме нескольких стариков, безучастно сидевших на песке, мужчин не было видно.

«Спроси Юсуфа! Моего отца знает каждый!» — сказала Омару Халима тогда на вокзале. И однажды, когда к профессору приехали гости из Лондона, Омару представилась возможность отправиться в эль-Курну одному. Паромщик, к которому он обратился за помощью, знал Юсуфа и рассказал, как пройти к его дому. Он находился как раз возле точильщика Хазиза и был приметен большими каменными колесами у входа.

Перед домом горел факел, внутри слышались стенания и монотонная молитва. Омар не решался постучать в дверь, но тут какая-то старая женщина с непокрытой головой вышла из дома, ударила себя руками в грудь и, прошептав молитву, убежала прочь, словно за ней гнались фурии. В открытую дверь Омару было видно какое-то собрание людей, наверное, человек сорок мужчин и женщин, которые, молясь, двигались, словно в трансе, подобно стеблям камыша, которые колышет ветер.

Его прихода никто не заметил, и Омар как ни в чем не бывало присоединился к ним и начал тоже говорить «La illah il’allah…» Богомольцы стояли вокруг кровати, на которой лежал пожилой лысый мужчина. Его глаза были наполовину закрыты, широко открытым ртом он жадно хватал воздух. Омар сразу его узнал, это был мужчина из поезда, его звали Юсуф. Сбоку от него ползала на коленях Халима. Длинный черный платок покрывал ее волосы. В какой-то момент она остановилась, взяла правую руку отца и, не переставая молиться, приложила к своему лбу. На лице мужчины блестели капельки пота. Халима вытирала их платком, и тут ее взгляд упал на Омара. Ее лицо было бледным, глаза запали. Омар кивнул, но Халима никак не отреагировала, она смотрела на мальчика так, словно его там вовсе не было. Как долго он ждал этой встречи и хотел рассказать об этом девочке! Но теперь, оказавшись в столь ужасной ситуации, она не отвечала даже взглядом. Халима снова повернулась к отцу.

Уже смеркалось, когда Омар вышел из дома. Он не знал, переживет ли этот день тяжело больной Юсуф. Теперь и у других домов горели факелы. Они стояли в кувшинах или просто были воткнуты в песок. Не было видно ни одного человека. Омар быстрым шагом преодолел путь к причалу. Паромщик не сказал ни слова, да и самому пареньку сейчас было не до разговоров.

Утром следующего дня новость распространилась по городу, как лесной пожар: холера! Предположительно эпидемия распространялась от дельты вверх по Нилу. Начальник вокзала в Луксоре запретил выходить пассажирам, которые прибыли с севера. Поезда должны были проезжать станцию, не открывая вагонов. Но ни эти мероприятия, ни запрет выходить из своих домов не помешали холере проникнуть в Луксор.

Люди, с виду здоровые, падали на улице подобно скошенному тростнику и умирали через несколько часов с широко раскрытыми глазами и ртами. Обмотанные платками сотрудники красного полумесяца катили по городу тачки с высокими колесами, заваленные трупами, потому что не было достаточно гробов. Иногда полиция забирала покойников из домов силой, потому что вопреки предписаниям властей родственники хотели сами устроить похороны с торжественным прощанием. Повсюду поднимались облака дыма, потому что каждую комнату, в которой находился покойник, по строгому приказу полагалось окуривать. Отвратительный смрад карболки и серы окутал весь город. Перед «Винтер Пэлэс» патрулировали тяжеловооруженные охранники и никого не пускали внутрь отеля.

Когда над Луксором опускалась ночь, у всех домов, жителей которых поразила холера, горели факелы. Это было своего рода предупреждение, чтобы люди избегали ходить туда. Ночью начинали работу и похоронные команды, их тачки грохотали колесами по опустевшим улицам. Это было время крыс. Они сотнями выныривали из каналов, самые толстые — размером с кошку. Они облюбовали сточные канавы. Их не отпугивала даже сухая известь, которую засыпали туда для дезинфекции. Где околевал один из самых больших грызунов, туда слетались полчища соплеменников, чтобы разодрать его труп. Ни удары палками, ни громкие крики не могли разогнать краснохвостых грызунов.

Перед домом профессора Шелли факел еще не горел, но страх витал в воздухе, и, когда Клэр сухим, хриплым голосом стала жаловаться на судороги икроножных мышц, Нунда в ужасе начала петь во все горло, а Омар со всех ног бросился к доктору Мансуру. Врач пришел с пузатой сумкой и осмотрел Клэр. Шелли вопросительно взглянул на него. Тот кивнул.

В эту ночь Омар зажег факел перед домом и поставил его в кувшин у двери. Он боялся темноты в доме и провел остаток ночи, сидя у двери на корточках, хотя снаружи было довольно холодно.

Страх подавлял любую усталость. Омару совсем не хотелось спать. Он постоянно был занят тем, что проверял состояние своих икр и голоса, потому что не видел причин, чтобы эпидемия холеры пощадила именно его.

Состояние Клэр заметно ухудшалось, ее знобило. Она дрожала всем телом и билась в судорогах. Доктор дал Клэр настойку опия, другие горькие лекарства и сказал, что если она переживет следующий день, то у нее появится шанс выжить. Шелли счел нужным проинформировать жену о ее состоянии, чтобы немного приободрить.

Таким образом, Омар стал свидетелем борьбы жизни и смерти. Он наблюдал за женщиной, которая, как ему казалось, изо всех сил противостояла коварной смерти. Клэр стонала, кричала, била руками по кровати, словно хотела отогнать невидимого врага. Больная вливала в себя лекарства, ее рвало, но она опять пила новую порцию. Шелли держал ее за руку и прижимал дрожащее тело к подушкам. Посреди ночи Клэр издала сдавленный крик, затем еще один, словно высвободилась из смертельных объятий врага, и осталась лежать, теперь уже совсем спокойно, только тяжело дышала и кашляла.