Ирина Глебова - Ангел-хранитель

– Боже правый! – Вадим Илларионович испугался. – Он ведь мог… – И побледнел, вспомнив изломанное тело молодого парня, лежащее в сарае.

– Точно! – воскликнул мальчик. – Там какая-то коряга была.

– Ничего бы с Сашей тогда не случилось, – покачал головой Викентий Павлович. – Молоденькая гувернантка князя сразу осмотрела это место. И если допустить, что Саша просто быстро проскочил опасный отрезок на тропе, то девушка долго по нему ходила, разглядывала… Уверен: ветхим прикрытие колодца стало значительно позже – вечером или ночью.

– Что же получается? – Бородин все еще был в недоумении, но это было тревожное недоумение. – Значит, Степану на пути специально открыли яму? И он не увидел ее? На рассвете уже можно кое-что разглядеть…

– Ямы как таковой не было: ее прикрывали тонкие дощечки, а поверх них – дерн. Конечно, можно предположить, что ловушку приготовили для Степана. То, что он по ночам бегает в Енино, знали все слуги – вон даже твой Максим. И что ходит по тропе через сад – догадаться не трудно. Но заметь: только слуги и знали об этом, от хозяев свои похождения парень скрывал. Да и не верится мне, что такая хитрая и жестокая ловушка готовилась для него.

– А для кого же? – хором спросили дядя и племянник.

– Надо думать, – пожал плечами Викентий Павлович. И посмотрел на сына: мальчик подпрыгивал на месте от возбуждения, глаза лихорадочно блестели. «Нет, так не годится, – решил Петрусенко. – Сашу надо успокоить. А то, чего доброго, еще вздумает собственный розыск учинить». И он добавил: —Но всему может оказаться и самое простое объяснение. Именно случайность. Доски над колодцем постепенно, годами, прогнивали, и вот наступил критический момент. А Степану просто не повезло.

Но когда коляска подкатила к дому и Саша спрыгнул, чтоб отворить им ворота, а сам побежал вперед, к маме и сестричке, Викентий Павлович сказал Вадиму:

– Hannibal ad portas, чует мое сердце.

Врач, как и юрист, отлично знал латынь. Так что Вадиму Бородину не нужно было переводить выражение «Ганнибал у ворот». А уж тем более объяснять, что имел в виду Викентий: большая опасность рядом! И его обостренная профессиональная интуиция, и, видимо, все собранные днем факты, указывали на это.

За ужином Саша несколько раз порывался заговорить о событиях в «Замке», но отец жестом и взглядом останавливал его. Потом Люся пошла укладывать дочь спать, Сашу Максим увел к пруду – посидеть пару часов с удочками на вечерней заре. Мужчины, как обычно, отправились в мастерскую. Там первым делом Бородин подошел к радиотелеграфу. Днем его не было дома, потому сеанс связи прошел без него, но аппарат автоматически на ленте записал сообщения. Начав их просматривать, Вадим Илларионович почти сразу воскликнул:

– Иди сюда, Викентий! Вот интереснейшее происшествие, а для тебя особенно!

Викентий подошел и стал читать вместе с Вадимом сообщение, переданное одним из таких же любителей-телеграфистов из Москвы: «Сегодня в Париже, из салона Карре в Лувре, похищена картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза» – всемирно известная «Джоконда». Вся французская полиция поставлена на ноги, начальник полиции Лепэн, шеф Сюртэ Амар и знаменитый криминалист Бертильон прибыли на место происшествия. Рама от картины найдена на служебной лестнице, сама деревянная доска с картиной исчезла».

– Похищение века! – воскликнул Вадим Илларионович то ли с восторгом, то ли с ужасом.

– Какое похищение? – не поняла вошедшая в этот момент в мастерскую Людмила. – Разве тело погибшего Степана еще и похищено?

Мужчины переглянулись и рассмеялись.

– Нет, сестричка! На вот, прочти.

Люся быстро просмотрела ленту, всплеснула руками:

– Как можно было? Из Лувра, который так охраняется! Да еще «Мона Лиза»! Это же для французов национальная катастрофа! Но ведь… – она повернулась к Викентию, – там Бертильон, он будет вести расследование. Как ты думаешь, он, наверное, быстро обнаружит следы?

Она знала, как высоко ценил ее муж Бертильона – человека, который, работая простым письмоводителем полицейской префектуры Парижа, вывел криминалистику из тупика, изобретя и внедрив метод идентификации преступников, названный его именем – «бертильонаж». Полицейские управления многих стран активно пользовались этим методом. И хотя в столицах самых передовых стран уже вводилось в действие новое открытие криминалистики – дактилоскопия, «бертильонаж» все еще был в ходу, и часто именно с его помощью полиция устанавливала личности преступников. Сам же Альфонс Бертильон – теперь директор службы идентификации при французской криминальной полиции Сюртэ – всегда участвовал в расследовании серьезных преступлений.

– Не знаю, не знаю, – отвечая Людмиле, покачал головой Петрусенко. – В последнее время громких разоблачений с помощью Бертильона не свершалось. Он теперь не тот, что прежде. Стал раздражительным, вспыльчивым, неуверенным. Никак не может принять неизбежное.

– Это ты о дактилоскопии?

– Именно! Какое открытие, как на пользу борьбе с преступниками! Да, правда, «бертильонаж» теряет свою актуальность. Но ведь сам Бертильон уже вошел в историю: именно он ввел в криминалистику научные идеи, а значит, в какой-то мере и дактилоскопии открыл дорогу. Первая в истории криминалистическая лаборатория – его создание! Его имя никогда не забудется, а он…

Викентий Павлович махнул огорченно рукой:

– Надо быть великодушным к удачам и открытиям других… Впрочем, Бертильон, конечно, мастер. Посмотрим, что он сумеет сделать для «Джоконды».

– Хорошо, может быть, там, в Париже, и кража века, но мне интересно, что же здесь, в «Замке»? Мне показалось за ужином – ты встревожен. Или я ошиблась?

– Нет, дорогая, не ошиблась.

– Верно, Викентий, расскажи, в чем дело, что ты такого особенного узнал? Я ведь, со своей стороны, не увидел ничего, что указывало бы на преступление. Объясни…

Петрусенко обнял жену и шурина за плечи:

– Конечно же, расскажу! Только пойдемте на воздух, к прудам. Пока ночи стоят еще теплые. А то ведь август пошел на вторую половину, скоро осень. Может, это последние такие чудные денечки…

– Ранняя осень у нас здесь так же необыкновенно хороша, – успокоил его Вадим.

Они медленно шли, спускаясь к прудам.

– Что Катюша? – спросил Викентий у жены.

– Спит, – улыбнулась Люся. – С ней няня.

Когда они сели на своей любимой скамейке, было уже темно. Светил молодой месяц, вызолачивая дорожку в водах пруда, но звезды еще по-настоящему не появились – лишь самые крупные.

– Итак, – начал Викентий, выдержав паузу. – Я сначала направился к роковому колодцу. И почти сразу увидел нечто, насторожившее меня. Доски, которые якобы прогнили от долгого лежания под грунтом и обвалились под тяжестью наступившего на них Степана, в основном, конечно, попадали вниз. Работники, достававшие тело, не подумали поднять и доски, и грунт. Понятно, кому бы это в голову пришло? Но мне достаточно было и тех обломков, которые остались по краям ямы. Так вот: эти доски вовсе не были старыми.